Поднявшись на второй этаж, я сразу направилась в восточную часть особняка, где находились наши с Люцио комнаты. Его располагалась ближе к лестнице, моя – чуть дальше. Нужная дверь оказалась открытой, и я без промедлений вошла внутрь. В ней никого не было. Убедившись, что его нет и в ванной, я направилась к себе, но и там его не нашла.
В этой части дома было полно комнат, и я могла бы проверить их все, но что-то подсказывало, где следовало его искать.
Направившись в западное крыло, я заметила, что гостиная стояла пустой, но где-то внизу голоса все еще раздавались. Скорее всего, они доносились из кабинета отца, где тот выслушивал очередную порцию нотаций от своих родителей.
В коридоре, где находились кабинет мамы и родительская спальня, я остановилась у нужной двери.
Какая-то неизвестная часть меня думала, что, открыв дверь, я увижу другую комнату. Но никаких изменений не произошло: все лежало на своих местах, и спальня была такой, какой я ее помнила. Заправленная кровать с двумя тумбочками по сторонам. На той, что стояла с маминой, лежал недочитанный «Мартин Иден» Джека Лондона. Туалетный столик все так же был заставлен многочисленными флаконами духов и косметикой. Семейные фотографии в тех же рамках по-прежнему украшали спальню. Мягкое кресло в углу стояло рядом с небольшой полкой маминых книг, а на спинке стула все еще висел кардиган, связанный няней. Мама любила укутываться в него по вечерам, когда, подбирая ноги, садилась в кресло, чтобы почитать перед сном.
Все осталось на своих местах. Каждая деталь напоминала о маме, словно она все еще была здесь. С нами. Даже в воздухе до сих пор витал ее запах.
Я взяла снимок, который когда-то сделал папа. Мне почти восемь. Мы сидим на белом пушистом ковре, том, что лежит у камина внизу. Мама обнимает меня сзади и щекочет, мы обе смеемся. Казалось, я и сейчас слышала ее мелодичный голос, который звучал тогда во всем доме, наполняя его светом.
Это был день рождения папы. В тот год мы не устраивали грандиозной вечеринки, а праздновали лишь втроем. Тем вечером мама с папой сообщили мне, что скоро я стану сестрой очаровательного мальчика. Этот день стал для меня самым счастливым.
Я провела пальцами по лицу мамы, сохраняя в памяти ее улыбку, и поставила фотографию на место, чтобы продолжить поиски младшего брата уже в гардеробной.
Люцио, как я и предполагала, прятался здесь. Он спал на полу, прижав колени к груди. Все вещи мамы были скомканы рядом, а ее любимое пальто укрывало его мальчишеское тело.
Глядя на спящего брата, обнимающего одежду нашей матери, я не смогла сдержать слез. Закрыв рот рукой и пытаясь восстановить сбившееся дыхание, я осторожно, чтобы не разбудить, села рядом на пол. Я потянулась к его мягким волосам, таким же кудрявым, как у мамы. Если я больше была похожа на отца, то Люцио взял все от мамы. Он – ее маленькая копия.
Я наклонилась к брату и оставила на щеке легкий поцелуй, одновременно вдыхая его запах. Корица и ваниль. Как у мамы.
Когда я отстранилась, Люцио открыл глаза. Он смотрел на меня, замерший и слегка дезориентированный. Но через мгновение брат вскочил, скидывая с себя мамино пальто, и прильнул ко мне, обхватив руками шею.
Мы просидели так несколько минут, не размыкая объятий. Люцио тоже заплакал. Мы не издавали ни звука, лишь наши тела синхронно содрогались от тихих всхлипов. Я стала поглаживать его по спине, баюкая, как младенца, каким он и был для меня до сих пор. Мой маленький братик.
– Я так скучаю по ней, – тихо прошептал он, словно боясь признаться в этом.
– Да, малыш, – я сильнее прижала его к себе, давая понять, что всегда буду рядом и что чувствовать тоску – нормально. – Я тоже.
Люцио сел напротив и посмотрел на меня. В свои двенадцать он был не по годам умен. Несмотря на разницу в возрасте, у нас сложились прекрасные отношения. Мы часто разговаривали на разные темы, практически всем друг с другом делились.
Из раза в раз глядя на него, я не могла поверить, что в один прекрасный день младшему брату придется сменить отца и занять место Капо Каморры. Он был милым мальчиком, слишком добрым и невинным для нашего мира. Мне всегда казалось, что Люцио для него не создан.
– Не говори папе, что нашла меня тут в таком виде, хорошо? – всхлипнул брат и рукавами свитера смахнул со щек слезы.
– Почему нет?
– Он разозлится.
– Конечно же, нет, – успокоила я его.
– Да. Я не должен показывать слабость. Я будущий Капо. А Капо не плачет, как девчонка.
Я попыталась сдержать смешок.
– Хорошо, я не скажу. Но, Люцио, ты скучаешь по маме, и это нормально, – я взяла его руки в свои. – Однажды кое-кто сказал мне, что каждый из нас переживает потерю по-своему. Но это не значит, что есть правильный или неправильный способ делать это. Уверена, папа тоже об этом знает, и он не будет злиться.
Немного помолчав и обдумав мои слова, Люцио поднял голову.
– Этот человек кажется умным. Я хотел бы с ним познакомиться.
В груди от его слов все сжалось.
– Да, я бы тоже этого хотела, – призналась я, хотя понимала, что это невозможно.
Алессио больше не будет частью моей жизни. Я обещала папе и должна сдержать слово. Я сделаю это, если таким образом смогу сохранить Алессио жизнь.
– Давай приберемся тут, пока никто не заметил, – сказала я, поднимаясь с пола.
Мы разложили мамины вещи по местам и через несколько минут вышли из родительской комнаты.
Люцио пошел вниз, где его ждал человек отца. На протяжении двух лет тренировки по самообороне составляли ежедневную рутину брата. Его тщательно готовили к особому дню. Детство продлится еще год, прежде чем он столкнется с ужасами нашего мира. Инициация, или посвящение в Каморру, – это важное событие для любого мальчика его возраста. С наступлением тринадцатилетия он вступит в ряды членов Каморры и официально будет провозглашен преемником Капо.
Проводив брата взглядом, я направилась к себе в комнату и сразу же повалилась на кровать. Через несколько минут усталость меня одолела, и я провалилась в сон.
3
Алессио
Белого света не было. Лишь темнота.
Раньше я никогда не задумывался о смерти, хотя она всю жизнь неотрывно следовала за мной. Я лишь околачивался неподалеку, но никогда не подходил близко, поэтому мысли о ней не занимали мою голову. Однако, как и многие, считал, что на пороге жизни и смерти человек обязательно увидит ослепляющий белый свет, что укажет ему путь.
Это. Все. Ложь.
Поверьте человеку, побывавшему на той стороне.
Но вот свет, льющийся из