мотора «Майбах» под полосами жалюзи. Когда я остановил наш танк рядом с горящим «Тигром», то услышал два пистолетных выстрела, раздавшихся из нашей башни, после которых горящий танкист перестал двигаться, несмотря на уже охватившее все его тело пламя.

Наш командир совершил исполненное жестокого милосердия дело.

Покачав головой, я принялся ждать новых приказов командира. Послышался шум поворачивающейся башни. Хелман явно высматривал возможность преодоления противотанкового рва. Остальные «Тигры» тоже замерли вдоль рва в ожидании, пребывая неподвижными мишенями, которым надо было двигаться вперед, а не ждать снарядов противника посреди открытой всем ветрам степи. Нам было необходимо найти способ увести их отсюда и возглавить бросок к победе, которая была уже столь близка.

– Здесь есть проход, – сказал Хелман, всматриваясь в даль. – Это насыпь, которую использовали Т-34, чтобы добраться сюда. Подведи танк к самому краю, и ты ее увидишь. – Это было уже сказано мне.

Я развернул танк и медленно приблизился к самому краю противотанкового рва. Да, через него тянулась узкая насыпь; нечто вроде земляной дамбы, ширины которой едва хватало для прохода «Тигра», но выглядела она довольно солидной и способной выдержать наш вес. К тому же совсем недавно она выдержала вес дюжины Т-34, которые перебрались по ней через ров, чтобы атаковать нас, – тех самых Т-34, которые сейчас стояли горящими факелами вдоль нашего следа. Эта насыпь могла дать нам возможность преодолеть последнее препятствие перед линией обороны русских.

– Я проеду по ней, герр полковник, – сказал я Хелману по ТПУ.

– Да, – подмигнул мне Курт. – Надо поторопиться, чтобы успеть в Москву к банкету по случаю ее взятия.

– Нет, – бросил мне Хелман. – Она наверняка заминирована, или в нее заложена авиабомба. Одного из этих русских могли спрятать где-нибудь здесь, чтобы он взорвал насыпь, когда танки двинутся по ней.

– И что тогда делать? – шепотом спросил я у Курта.

Тот в ответ только пожал плечами.

– Снизь наводку орудия, – сказал Хелман нашему башенному стрелку. – Всади фугасный снаряд в эту насыпь.

– Стрелять по насыпи, господин полковник? – переспросил наводчик орудия.

– Ты слышал меня.

Взвыл мотор вертикальной наводки, длинный ствол 88-миллиметрового орудия опустился ниже горизонтали, так что мне стал виден его массивный двухкамерный дульный тормоз. Еще пара секунд – и орудие рявкнуло, выбрасывая снаряд. Дым от сгоревшего пороха, завиваясь спиралью, устремился вверх и перекрыл мне вид на насыпь, но уже через секунду я увидел, как мощный взрыв разнес всю насыпь.

Боже мой, вот это был взрыв!

И это не был просто взрыв 88-миллиметрового фугасного снаряда – это сдетонировала взрывчатка, заложенная где-то глубоко в теле земляной насыпи, причиной чего и стал выпущенный нами снаряд. Вся земляная насыпь взлетела в воздух, большие куски скал и камни, крутясь, разлетелись на сотни метров вправо и влево. От силы взрыва покачнулся даже наш «Тигр». Масса земли обрушилась на нас, барабаня по броне и засыпая тела русских солдат, разбросанные вокруг. Большой кусок грязи залепил снаружи прибор наблюдения, полностью закрыв обзор.

– Стало быть, я оказался прав, – пробормотал Хелман. – Похоже, они заложили туда ящик с гаубичными снарядами, подвели взрыватель и дожидались нас.

– Я ничего не вижу, герр полковник, – сказал я.

– Ты или танк?

– Прибор наблюдения весь залеплен грязью, герр полковник, – доложил я.

– Тогда вылезь и очисти его, парень. И побыстрее. Да, и посмотри как следует на этот ров, Фауст, – можем ли мы перебраться через него?

Я достаточно хорошо знал своего командира, чтобы не переспрашивать его приказание, – тем более что у нас за кормой толпилась целая колонна злющих «Тигров», нетерпеливо ожидавшая возможности перебраться через препятствие. Открыв люк над головой, я выбрался на корпус машины. Холодный воздух и запах сгоревшей взрывчатки сразу же забил мне легкие, пока я нагибался и прочищал стеклоблок прибора наблюдения под нависающим стальным козырьком.

Закончив, я осмотрелся вокруг. Картина была ошеломительной.

Повсюду были разбросаны искалеченные тела русских пехотинцев. Насыпь перестала существовать, от нее осталось только булыжное основание и куча земли на дне рва, который был все же слишком глубоким, чтобы мы могли преодолеть его. По другую сторону рва располагались разбитые взрывами бомб блиндажи, из которых все еще поднимались в воздух струйки дыма. Странно, но никакой активности там не наблюдалось, возможно из-за остатков тумана и дыма, по-прежнему клубившихся у земли.

Осмотревшись, я забрался обратно в танк и захлопнул крышку люка.

– Ну что? – нетерпеливо спросил Хелман. – Можем перебраться?

– Никак нет, герр полковник, слишком глубоко. Нужно наводить мост или вызывать саперную роту, чтобы засыпать ров.

– Нет, мы должны форсировать его сами. И перебраться через него побыстрее. Командир застрял, так что мы теперь ведущий танк.

– Но мы опрокинемся, герр полковник. Здесь чересчур глубоко.

– А ты используй этот Т-34, – приказал Хелман. – Тот, который на самом краю рва. Пусть он тебе поможет.

Я почувствовал пинок сапога Хелмана, который пришелся мне между лопаток, поскольку я колебался. Похоже было на то, что командир достал бы нас прямо из башни своими руками и немного придушил, если бы ему показалось, что мы с Куртом медлим.

– Ну, давай же, Фауст. Столкни ты этот Т-34 в ров.

Теперь я понял, что командир хочет, чтобы мы сделали, но все же риск был более чем значительным.

Подбитый Т-34, который пытался противостоять нам на краю противотанкового рва и экипаж которого расстрелял наших товарищей, спасавшихся из горящего «Тигра», все еще оставался на том же самом месте, на краю рва, его гусеницы были сорваны с опорных катков нашим снарядом и взрывом заложенной в насыпи взрывчатки, но все же большая груда русской стали могла заполнить собой пространство рва и стать импровизированным мостом. Я подвел наш «Тигр» к разбитому корпусу русского танка, прекрасно представляя себе, что экипажи всех остальных «Тигров», стоящие позади нас, внимательно наблюдают за моими действиями – и эти бывалые ребята не простят мне ошибки. Я аккуратно уперся лобовым броневым листом своей машины в корпус советского танка и буквально всем своим существом ощутил, как напрягся 600-сильный[18] мотор, толкая вдавившуюся в грязь вражескую машину. Выругавшись, я переключился на самую низкую передачу и снова подал свой танк вперед.

Все поле зрения моего прибора наблюдения закрывал лобовой лист брони Т-34, с его разбитой смотровой щелью механика-водителя и разбитым передним ведущим колесом. Русская машина подалась назад и поползла в грязи ко рву, медленно, но неуклонно преодолевая примерно метр за минуту. Я увидел, как откинулся люк на лобовом листе брони Т-34; в отверстии появилось бледное, ничего не понимающее лицо, залитое кровью. Русский механик-водитель всматривался в меня через свой люк и, мигая глазами, явно пытался прийти в себя, не в состоянии поверить тому, чему он был свидетелем.[19]

Я продолжал толкать его танк своей машиной, с пришедшим в себя механиком в нем, который смотрел прямо мне в