— А теперь серьезно, — она неловко откашлялась и, казалось, не знает, куда девать свои глаза. — Все… что здесь творится, это сумасшествие какое-то, тебе не кажется?
— Я бы сказал более определенно, — согласился я с ней. — Честно говоря, если бы я эту историю прочел в книге или увидел в кино, я бы подумал, что у автора поехала крыша. Все, что здесь происходит, походит на пьесу во второразрядном театре.
— Но мы не в театре и не в кино, — ответила Юдифь. Она не скрывала своего разочарования, и в моем затылке снова застучал знакомый голос, который спрашивал меня, не поехала ли у меня самого крыша, раз я упускаю такую возможность. Юдифь была совершенно права. Число возможных комбинаций в этой игре было не особенно большим. Грубо говоря, это была единственная возможность, и она сейчас сидела на моей постели и делала все возможное, чтобы я услышал ее тайный призыв. Намек был настолько прозрачным, что трудно было его не заметить.
На мою беду, внутри у меня ничего не дрогнуло. Юдифь была приятной девушкой, но не более того.
— Знаешь, мне как-то не верится во всю эту историю, — ответил я с некоторым опозданием.
— Неужели? Потому что она слишком хороша, чтобы быть правдой? — тихо засмеялась Юдифь. — Тебе не кажется, что разыгрывать всю эту пьесу ради глупой шутки было бы слишком накладно?
Она взмахнула рукой в воздухе, указывая вокруг нас:
— Я про все, что здесь произошло. Фон Тун, Карл, Флеминг — не говоря уже о путевых расходах… Ты можешь себе примерно представить, сколько стоит все это удовольствие?
— И даже довольно точно, — ответил я. — Это именно то, чего я никак не могу понять, — сказал я, отпил еще один крошеный глоток из банки, тщательно смакуя его содержимое, как будто это был глоток элитного вина, а не коктейль из водки и кока-колы, и начал ходить взад-вперед по комнате. Это был, как мне показалось, довольно элегантный способ отойти подальше от Юдифи, да так, чтобы она этого не заметила и не приняла на свой счет.
— Ты знаешь, я не адвокат и не юрист, но и без того ясно, что обычно такие дела делаются совершенно другим образом: письмо от нотариуса, вызов в канцелярию, тысячи анкет и документов, которые нужно собрать и представить… а тут эти немыслимые «условия», от которых волосы дыбом встают. Даже если все так и есть и мы действительно все дальние родственники этого Зэнгера, я думаю, что ни один суд мира не признает такого завещания.
— И тем не менее оно есть, и он нам готов его зачитать, — задумчиво сказала Юдифь.
— Это ничего не меняет, — ответил я. — Давай проиграем эту ситуацию дальше. Если фон Тун сказал правду, тогда речь действительно идет о больших деньгах. Я считаю, что о достаточно больших. Десять миллионов, если не больше.
— Этого достаточно для того, чтобы ты мог влюбиться в Стефана? — хихикнула Юдифь.
— Я говорю серьезно, — упорствовал я. Только теперь, когда я произнес эти слова, до меня дошел их действительный смысл. — Нас здесь шестеро, но только двое из нас разделят пирог, а остальные останутся ни с чем.
— Ну и…
— Что «ну»? — Я покачал головой. — Ты что, думаешь, проигравшие только пожмут плечами и скажут: жаль, жаль, ну ничего… Конечно же нет. Тот, кто выйдет из этой игры, пустит в ход все средства, чтобы все же получить свою часть. И следующие пять или десть лет мы проведем в судебной волоките, каковы бы ни были итоги этой игры.
Юдифь задумалась и замолчала надолго.
— Если фон Тун действительно является нотариусом или работал когда-либо в какой-либо канцелярии, то он должен это знать, — продолжал я. — Ни один суд в мире не признал бы такое так называемое завещание. Скорее всего, дело могло бы закончиться тем, что никто из нас ничего не получил бы, а все состояние досталось бы Красному Кресту, если его раньше не заграбастает Министерство финансов.
— Может быть, ради этого все и затеяно, — ответила Юдифь. — Чтобы Министерство финансов не могло претендовать на эти деньги?
— Этого можно было бы добиться и проще, — ответил я. — И вернее.
Юдифь выпила еще немного своего коктейля из водки и кока-колы, нахмурила лоб и после недолгого колебания вылила оставшуюся в бутылке водку в свою банку.
— А где твоя комната? — спросил я.
— Она рядом, — Юдифь махнула головой к стене. — Как можно дальше от Эда. А почему ты спрашиваешь?
— Потому что у меня нет желания тащить тебя в постель и не хочется попасть в чужую комнату, когда мне захочется спать.
— А чем тебе не нравится твоя постель?
— Если ты все это выпьешь, — сказал я, показывая на банку в ее руке, — ты просто заснешь мертвым сном в моей постели.
— А ты в этом уверен? — неожиданно горячо произнесла Юдифь. Мне показалось, что даже она сама вздрогнула от своей горячности, так как она сразу смутилась. Потом она поспешно захихикала, затем театрально надула губки. — В конце концов, это просто невежливо. Так не разговаривают с дамой.
— Ты права, — ответил я. — Только вот в чем вопрос: ты уверена, что ты дама?
— Может, я и не дама, но я не такая уж тяжелая. Почему бы тебе не подойти и не попробовать?
— Не думаю, что это хорошая идея, — спокойно ответил я. — Не пойми меня неправильно, Юдифь, ты замечательная девушка, но я сегодня не способен на нечто большее, чем просто беседа.
К моему удивлению, Юдифь приняла этот отказ гораздо равнодушнее, чем я ожидал. За свою жизнь я получил уйму отказов и реагировал на них значительно более бурно. Она не выглядела ни обиженной, ни задетой, всего лишь подняла плечи со слегка разочарованным вздохом.
— Возможно, ты прав, — сказала она, сделав очередной глоток, — и сегодня это не лучшая идея. Но ты мне останешься должен матч-реванш, ясно?
— Само собой, — ответил я серьезно. — Я смотаюсь сегодня ночью на кухню и сопру по две банки кока-колы для нас. Даже несмотря на то, что я рискую встретить по пути Цербера. Если же я не вернусь, придется тебе, хочешь ты этого или нет, флиртовать с Эдом.
— Интересно, почему ты, собственно, называешь его все время Цербером? — спросила Юдифь.
— Карла? — я ухмыльнулся. После того, как мы прояснили эту щекотливую ситуацию, я вдруг совершенно расслабился. — Потому что мне кажется, что это имя