Конец песни третьей
ПЕСНЬ ЧЕТВЕРТАЯ
СОДЕРЖАНИЕИоанна и Дюнуа сражаются с англичанами. Что с ними происходит в замке ГермафродитаБудь я царем, не знал бы я коварства.Я мирно бы народом управлялИ каждый день мне вверенное царствоБлагодеяньем новым одарял.Будь государственным я человеком,Порадовал бы я и там и тутТалантливых людей пристойным чеком;Ведь, правда, стоит этого их труд.Будь я епископ несколько минут,Я постарался б вслед за молинистомДоговориться с грубым янсенистом.Но если б я прелестницу любил,Я с нею никогда б не расставался,Чтоб праздником день каждый начинался,Чтоб вечно новым этот праздник был,Поддерживая в ней любовный пыл.Любовники, как горько расставанье!В нем множество опасностей для вас,И можете вы заслужить названьеРогатого на дню по десять раз.Едва Шандос последние завесыСорвал с дрожащих прелестей Агнесы,Как вдруг Иоанна из рядов в рядыНесется воплощением беды.Непобедимое копье ДеборыПронзило Дильдо грозного, которыйУворовал сокровища КлервоИ осквернил монахинь Фонтевро.Потом второй удар, такой же ловкий,Сбил Фонкинара, годного к веревке;Хоть он и был на севере рожден,В Гибернии, где снег со всех сторон,Но, словно отпрыск южного народа,Во Франции повесничал три года.Затем погиб и рыцарь Галифакс,И брат его двоюродный Боракс,И Мидарблу, родителя проклявший,И Бартонэй, жену у брата взявший.И каждый, кто с ней рядом мчался в бой, —И рыцарь знатный, и солдат простой,Копьем с десяток англичан пронзает.Смерть мчится сзади, страх опережает:Могло казаться в тот ужасный миг,Что грозный бог сражается за них.В разгаре брани, в пекле битвы шумнойНаш брат Лурди взывает, как безумный:«Дрожите, бритты! Девушка она,Святым Денисом вооружена.Да, девушка, и чудеса свершает,Ее рука препятствия не знает;Пади же ниц, грязь английская вся,Ее благословения прося!»Неистовый Тальбот, не зная страха,Приказывает захватить монаха;Его связали, но, мученьям рад,Не устает вопить смиренный брат:«Я мученик; британец гордый, ведай,Что девственность останется с победой!»Наивны люди; в слабых их сердцахВсе оставляет след, как в мягкой глине.Всего же легче, кажется, поныне,Ошеломить нас и внушить нам страх!Добряк Лурди своим ужасным крикомГораздо больше напугал солдат,Чем амазонка в наступленье дикомИ все герои, что за ней летят.Привычка верить чуду без сомнений,Дух заблуждений, головокружений,Видений без начала и конца,Совсем смутил британские сердца.Британцы знали боевые громы,Но были с философией ониВ те времена не очень-то знакомы, —Встречаешь умных только в наши дни.Шандос, уверенный в удачном бое,Кричит своим: «Британские герои,За мной, направо!» Он сказал, но тутВсе повернули влево и бегут.Так некогда в равнине плодородной,Там, где Евфрат струится многоводный,Когда решил людской надменный родВоздвигнуть столп до божиих высот,Бог, этого соседства не желая,В сто языков язык их превратил.Кому была нужна вода простая,Тому сосед известку подносил,И весь народ, осмеян богом сил,Рассеялся, постройку оставляя.Тотчас же осажденный ОрлеанУзнал про пораженье англичан:Летит молва на легких крыльях птицы,Повсюду славя доблести девицы.Вы знаете великолепный пылФранцузов; он всегда таким же был.Они идут на битву, как на праздник.Бастардов украшенье, Дюнуа[48], —За Марса приняла б его молва, —За ним Сентрайль, Ла Гир, Ришмон-проказникИ Ла Тримуйль спешат из стен в лугаИ, будто бы преследуя врага,Кричат: «Кому здесь жизнь не дорога?»Но враг их поджидал: за воротамиТальбот, весьма благоразумный вождь,Учтя их возрастающую мощь,Расположился с десятью полками.Он, руки к небу страстно вознося,Амуром и Георгием клялся,Что скоро въедет в город осажденный.Жила мечта в нем, нет, пожалуй, две:Давно пылала страстью потаеннойК нему супруга толстого Луве.И гордый воин, смелый и упрямый,Мечтал владеть и городом и дамой.Лишь выступили