— Такие как Милана не для тебя. Не смей с ней общаться. Она моя, понял? — грозно выпалил Борислав.
— Твоя? — рассмеялся я ему в лицо. — Вы обручены? Что-то мне подсказывает, что нет. Да и это смешно, Борислав. Моя… — я снова засмеялся, закачав головой.
— Я тебя предупредил, — зло процедил он.
— А я тебе ответил, что мне плевать. Так что — отвали и прекращай ходить за мной, это раздражает. И да, к брату моему тоже не подходи. Уяснил?
— А то что? Сожрешь меня, как тех сектантов и Элеонору? — с вызовом спросил он.
— Элеонору? Сектантов? — растянул я рот в злой улыбке, подавшись вперед, рука Быстрицкого тут же уткнулась мне в грудь, притормозив меня.
— Тебя там не было, — продолжил я говорить, отодвинув руку Быстрицкого, и дав понять, что бить слизня я не собираюсь, — ты и представить себе не можешь, что там происходило, идиот.
— И что же там происходило? — насмешливо поинтересовался Борислав, явно пытаясь спровоцировать и выпытать таким образом подробности. Дело о чернокнижниках было засекречено, а официальная версия давала слишком мало информации. Все что было известно окружающим, это лишь то, что некие сектанты принесли в жертву Элеонору Вулпес и что я их убил, обернувшись волком.
— Так что же там произошло, Гарван? Ты их съел?
— Я их убил, — весело улыбнулся я. — Взял и глотки им разорвал. А будь бы ты на моем месте, да любой бы из вас — зарезали бы как баранов, и дело с концом.
Я мог бы ответить куда жестче, но меня забавлял этот разговор, и то, как поменялся в лице Борислав, как судорожно сглотнул Быстрицкий.
Я уже собрался уйти, решив, что разговор окончен, но меня схватил за рукав своей потной ладонь барон Деграун, сурово посмотрел и произнес:
— Мы не разрешали тебе идти. Пойдешь, когда договорим.
Я резко вырвал руку, замахнулся открытой ладонью и остановился у самого лица Деграуна, заставив того дернуться назад, и махнуть рукой по воздуху.
— Еще раз тронешь меня, сломаю нос, — холодно предупредил я.
Никто из них явно не ожидал от меня отпора. Обычно я злился на них молча и старался не реагировать на издевки. Я вообще старался всячески избегать какого-либо общения с ними, желая избежать конфликтов.
Именно так в понимании моей семьи должен вести себя княжич, к тому же бабушка все время талдычила, что мы — Гарваны, пример для остальных учеников, так как это наша школа, и поэтому наше поведение должно быть безупречным. На меня и вовсе возлагали особую ответственность, как на наследного княжича. И конечно же я, как примерный сын, не мог разочаровать родителей и бабулю. Вот только кроме меня никто этих правил не придерживался. Взять того же Аркадия, который недавно не задумываясь втащил Мишке Щербакову.
Троица настороженно переглядывалась, видимо, не зная теперь, как со мной себя вести.
— Смотри, чтобы я тебе не сломал, — как-то неуверенно и довольно неубедительно произнес Деграун после довольно длительной паузы.
В ответ я только смерил его взглядом и снисходительно улыбнулся.
— Зря ты вернулся, Гарван, — зло зашипел Борислав. — Сидел бы в своем гнезде, целее бы был.
— Ты мне угрожаешь, Григанский? — хищно усмехнулся я. — Что такой слизень, как ты, может мне сделать?
Борислав подался вперёд, сжав кулаки, и как я и ожидал, молниеносно поддался на эту провокацию. Быстрицкий, единственный, кто имел хоть какие-то мозги, быстро затормозил друга:
— Бор, не в школе, нам не нужны проблемы.
Борислав кивнул, выпрямился, поправив резким жестом школьный пиджак. Но раскрасневшееся лицо и сбившееся дыхание не оставляло сомнений — он взвинчен до предела.
— Ты меня понял, княжич, — мой титул он произнес с таким презрением, словно бы это было оскорбление. — Не подходи к графине Арнгейр. Ясно?
— Нет, — отчеканил я. — Не ясно.
Борислав окинул меня надменным взглядом:
— Ты пожалеешь об этом, Гарван, — прошипел он, в это миг зазвенел звонок, и вся троица направилась в класс.
Я не в силах сдержать улыбку, проводил взглядом этих напыщенных индюков, а затем тоже направился в класс. Вся ситуация казалась мне весьма забавной. Что же теперь будет делать этот слизень Григанский?
Глава 4/2
Первая половина учебного дня прошла относительно спокойно. Я даже начал получать удовольствие от нахождения в школе. На уроках я отвечал без запинок, раздражая Григанского и выскочку Клаус. Не все школьные темы я помнил на отлично, поэтому освежить их в памяти не мешало. В общем, я опасался, что буду скучать на уроках, но вышло в точности до наоборот. Если в школьные годы на некоторых уроках я умирал от скуки, например, на политологии, то сейчас я с интересом слушал учителя.
Все эти дни после встречи с Инесс у меня не выходил из головы наш разговор. Я никогда не думал о том, что Славия могла бы пойти другим путем. Никогда я не сомневался в императоре и даже мысли такой не допускал. Но что-то изменилось с той самой встречи в Хорице, а затем снова заставил задуматься разговор с графиней Фонберг, засевший в моем мозгу словно заноза и заставляющий мысленно возвращаться к этой теме снова и снова.
Я ждал от Инесс звонка или какой-нибудь вести. Мне было интересно, сумела ли она сохранить воспоминания. Но время шло, и на связь она не пыталась выйти — что наталкивало на мысль, обойти законы времени не сумела и она.
После разговора с Инесс я решил, что неплохо бы восстановить хронологию событий, которые привели к войне с Метрополией. Нет, я пока еще не был уверен, что всерьёз собираюсь предотвратить эту войну, но мне необходимо было знать.
Официально война началась из-за территорий Галицы — довольно крупного княжества, оказавшегося зажатым между колониями Метрополии и Славийской Империей. Галица была готова присоединиться к Славии, но в день, когда Галицкие аристократы намерились присягнуть империи, на их территории вторглись метрополийские войска и два политических гиганта схлестнулись на Большом материке.
Но теперь, учитывая то, что я узнал, стало понятно, что подпольная война против Славии началась задолго до Галицы. Метрополийские власти пыталась избавиться от императорской семьи Володаров с помощью чернокнижников. Зачем им это понадобилось? Рассчитывали, что на место Михаила придет кто-то более слабый, возможно, рассчитывали расколоть империю изнутри?
Для Метрополии было очень удобно объявить нам войну именно тогда, когда Славия как никогда была ослаблена внутренними