И бюрократам будет чхать на то, почему у меня нет подтверждения дара. Меня просто не примут в академию, и все усилия моих родителей окажутся потраченными впустую.
Удивительно, но имея за плечами целую жизнь в другом мире, я всё равно воспринимал Вороновых именно как свою семью. А потому подводить их не мог — за своих я привык всеми силами держаться и бороться. Семья — это святое.
— И как же мне теперь быть? — спросил я, не сводя взгляда с заместителя директора. — Меня же без документов о прохождении инициации не примут в академию.
— Держи свои документы! — она порылась в ящике стола и протянула мне какие-то бумаги в пластиковом файлике.
— А как же дар? — удивился я.
— Записали, что средний, — пояснила замдиректора. — Большого у тебя в любом случае быть не может, скорее всего, маленький, так что повезло тебе. Теперь точно в академию примут.
— Но…
— Иди уже, Воронов! Не до тебя!
Спорить я не стал и быстро покинул помещение.
Всю дорогу до дома прокручивал в голове произошедшее со мной на инициации и, признаться, совершенно забыл о том, что страна лишилась императора. На улицах было непривычно тихо, позакрывались многие кафе, никто не смеялся, не шумел, Екатеринбург казался каким-то неживым. Впрочем, я на это даже и не обратил особого внимания. И лишь дома, когда дверь открыла испуганная сестра, я вернулся в реальность.
— Что случилось? — спросил я у Кати.
— Так император же… — попыталась объяснить сестра.
Вот уж не думал, что она так расстроится от этой новости — на Кате просто не было лица.
— Не переживай, — сказал я. — Такое бывает, но жизнь продолжается. Не стало этого, будет другой. Король умер, да здравствует король и всё такое...
— Папа на кухне пьёт водку, а мама в спальне плачет, — всхлипнув произнесла сестра, и теперь мне стало понятно, почему у неё такой вид на самом деле.
А ещё мне не верилось, что мать будет плакать из-за императора, видимо, причина для слёз была другой.
— Отец напился и что-то учудил? — уточнил я, скидывая туфли в прихожей.
— Нет, просто пьёт.
— А мама почему плачет? — спросил я, повесив китель на плечики.
— Боится, что папе станет плохо с сердцем.
Я выдохнул — всё не так уж и плохо, как мне сначала показалось. Закончив раздеваться и сказав сестре, чтобы не боялась и не переживала, я первым делом направился в спальню.
— Ты же слышал, да? — спросила меня мать, едва я вошёл в комнату.
— Слышал, — ответил я, подходя ближе и обнимая её. — Отец давно пьёт?
— Часа три как, — всхлипнула мать, привычно погладив меня по голове. — Начал сразу после того, как в новостях увидел сюжет о гибели императора.
— Сейчас перестанет, — пообещал я и отправился к отцу.
Зайдя на кухню, увидел следующую картину: за столом сидел отец, изрядно пьяный и невероятно расстроенный. На столе стояла початая бутылка водки, пустая рюмка и тарелка с нарезанной толстыми ломтями колбасой — явно отец рубил её, уже будучи изрядно выпившим. Больше никакой закуски не было. Видимо, начал так, а потом проголодался. На полу рядом со столом сиротливо пристроилась уже пустая бутылка.
Нельзя сказать, что отец никогда не выпивал — случалось. Но в основном вино по праздникам, летом пиво под рыбку, да шампанское на Новый год. Мог и водку, но обычно рюмку — две — когда совсем уж неловко было отказать в гостях. А чтобы вот так — такое я видел впервые. Но с другой стороны, и императора на моей памяти впервые на даче мертвым находили. А для отца император был… я даже и не знал, с чем сравнить.
Отец поднял на меня взгляд, вздохнул и пожал плечами. Получилось красноречиво.
— Может, уже хватит? — спросил я, проходя к столу. — Мама переживает за тебя, боится, как бы тебе плохо не стало.
— Нет больше государя нашего Михаила, — произнёс отец, проигнорировав мои слова. — Оставил нас император. Не уберегли.
— Я в курсе, — кивнул я. — Но давай-ка завязывай с водкой, пока ты нас не оставил.
Получилось грубовато, но с пьяным по-другому никак. Пьяному надо прямо и в лоб, чтобы наверняка понял. В этом я был уверен — опыт прошлой жизни сказывался. Впрочем, отец оказался, судя по довольно внятной речи, не таким уж пьяным — выглядел он значительно хуже, чем чувствовал себя. Он снова вздохнул и сказал, даже, скорее, простонал:
— Не уберегли…
Я сел напротив, пригляделся к отцу.
В какой-то момент у меня даже возникла мысль, а могу ли я теперь называть его так? Но мысль эту я прогнал.
Василий Петрович Воронов был отцом Игоря Воронова. Он был моим биологическим отцом, он меня вырастил и воспитал. Это не подлежало никакому сомнению. Безусловно, теперь, когда ко мне вернулись воспоминания о моей другой жизни, я понимал, что жизненный опыт Игоря Хоромова гораздо богаче, чем опыт Василия Воронова, но передо мной сидел отец.
И его надо было спасать. Мать была права — алкоголь в большом количестве мог убить отца с его больным сердцем. А мне этого не хотелось, мне было жаль отца.
А ещё, глядя на водку, мне, точнее, Гарику Хоромову в моём лице, очень захотелось хряпнуть стаканчик после всего пережитого в лицее. Потому как ещё неизвестно, кто испытал сегодня больший стресс — отец или я.
Решив убить одним выстрелом, точнее, одним стаканом, двух зайцев, я достал этот самый стакан из буфета, поставил на стол и наполнил его водкой до самого края. Отец с интересом посмотрел на меня.
— За императора! Не чокаясь, — сказал я и махом выпил весь стакан.
И вот тут произошла небольшая накладка. Воспоминания Игоря Хоромова отбили всякий страх перед алкоголем, а вот юный организм Игоря Воронова к такому был не готов. Глаза полезли из орбит, горло обожгло, а по желудку словно разлился горячий чай. Стараясь не морщиться, я закусил нарубленной колбасой.
— Тебе нельзя пить водку! — строго сказал отец.
— Это почему? — поинтересовался я, переводя дыхание. — Мне уже восемнадцать, и я, между прочим, сегодня прошёл инициацию. Если тебе, конечно, интересно.
— Поздравляю.
— Спасибо!
Некоторое время мы сидели молча, затем я взял в руки бутылку и спросил отца:
— Ещё по стаканчику?
Тот отрицательно покачал головой, после чего решительно встал из-за стола, выхватил из моей руки бутылку, подошёл к раковине и принялся выливать в неё водку. Смотреть на