Так и сделали. Сходил вечером Фомин к дяде Пете и получил шинель со споротыми пуговицами и в нагрузку ещё и шапку цигейковую, почти новую. Дома отдал матери. Та подёргала, проверяя, не сгнила ли ткань, вывернула и посмотрела внутреннюю сторону.
— Вполне целая, чуть выгорела с лицевой стороны, но внутренняя сторона нормальная — чёрная. Хорошая вещь. Замечательное пальто будет. Собирайся Вовка, пойдём к Светке. То есть к тёте Свете. Она по-божески возьмёт. Я ей кое-чем помогла летом по работе. Должна добро помнить.
Стемнело уже. Часов семь вечера. Оказалось, не далеко. Фомин эту женщину видел один раз, на седьмого ноября на демонстрации, она шла вместе с Фомиными, пела под гармонь частушки задорно, не отказывалась от рюмочки, что из-под полы наливал Павел Александрович. Вообще, весёлая женщина.
Постучали, там что-то прокричали за дверью, и через минуту где-то, появилась эта самая Светка. В халатике и без шапки, оказалось, что и не тётка совсем. Нет, не дядька, но для семидесяти лет Фёдора Челенкова так просто девочка. Лет двадцать пять.
— Ой, да вы с женихом. Здрасьте, меня Света зовут. — Протянула, улыбаясь, руку Вовке. — Свататься пришёл?
— Прекрати Светка, — Мать даже пальцем ей погрозила, — вот, пришли как договаривались, мерку снять и шинелку принесли.
— Здоровый какой, весь в Павла Александровича. И глаза его и волосы вон блондинистые, а уж рост-то и подавно. Тоже богатырём будет. Шинелка-то не мала? — женщина схватила Вовку за руки, вывела в комнату на свет и покрутила туда-сюда.
— Это дядьки его. Там лишко ещё останется. Он не сильно меньше Паши.
— Хорошо. Так жених, раздевайсь. Портки можешь оставить, если хочешь, — и залилась колокольчиками.
— Светка! — сморщилась мать.
— Всё, всё. Вовка, скидывай ватник, валенки и шапку на вешалку и я сейчас тебя мерить буду.
Измерила всего. При этом Вовке показалось, что когда швея его сзади измеряла, то умышленно своей полной троечкой навалилась.
— Всё дорогие товарищи, можете быть свободны. Послезавтра приходите на примерку так же часов в семь вечера. Нужно будет фасон обговорить и предварительно померить.
Послезавтра было четвергом и мать пришла поздно с работы, конец месяца, чего-там не ладилось у них.
— Вов, ты сходи один на примерку, не заблудишься. А то мне ещё суп варить и картошку жарить. Только сильно не задерживайся. Не знаю, как получится. И не слушай её. Вечно шутит. Зато мастерица знатная.
Фомин устал на тренировке и идти не хотел, ноги гудели, но вылезти из коротковатого ватника и заиметь настоящее пальто хотелось. Оделся и вышел в метель. Второй день мело. Пришёл весь, как снеговик и долго отряхивался в подъезде. Нет, подъездом это назвать нельзя. Дом такой же, как у них — четырёхквартирный и маленькие сени или тамбур. Открылась дверь и из полутьмы прихожей раздался весёлый голос портнихи.
— О, Вова, ты чего не стучишь, не заходишь. Боишься меня?
— А должен? — решил подыграть Вовка.
— Не съем. Заходи, раздевайся.
Фомин разделся и зашёл в комнату. Там по всем стульям и спинкам кровати были развешаны уже распоротые, выстиранные и отглаженные куски чёрной драповой материи. Понятно, шинель бывшая.
— Так, модник, скажи, а какое тебе пальто нужно. Вон журнал видишь, посмотри, какое нравится.
Убожество. Мешки. Ни вкуса, ни фантазии. Да лучше в ватнике ходить!
— Тётя Света, а можно мне карандаш и листок бумаги?
— Какая я тебе тётя. Просто Света. — Встала, уперев руки в хорошие такие бёдра тётя. При этом верх халатика, надетого видимо без лифчика, разошёлся, и троечка себя проявила.
— Хорошо, Просто Света. Есть карандаш?
— Держи, — и она протянула Фомину ученическую тетрадку и химический карандаш.
Вовка его мусолить не стал, он положил перед собой журнал, как образец, срисовал пальто из него, а потом стал карандашом уже наслюнявленным добавлять и урезать. Получилось вполне модное пальто из следующего века. Такое, какое как-то в Англии Челенков себе купил. Просто Света сначала молча стояла у него за спиной, а потом придвинулась, и, нависнув над сидящим Вовкой, и пристроив груди ему на плечо, стала спрашивать пояснения.
— Кхм, Просто Света …
И тут она укусила его за ухо. Не сильно и не больно. Прикусила, играя, и погладила по голове. Одной рукой. Вторая в это время пошла от груди на живот и упёрлась в резко обозначившийся бугорок.
— Готов! — и она, развернув Вовку на табуретке, впилась в него губами.
Страсть есть. Умения нет. Пришлось продемонстрировать. Поделиться опытом.
Добрались до кровати, и там оказалось, что страсть лучше опыта. Нафиг та Камасутра со всякими «фейерверками», "наездницами" и "Блестящими треугольниками". Пришлось подушкой голову закрывать Просто Света выгибалась кричала, рычала и наверное хотело поделиться ощущениями со всем их посёлком. Ни с чём подобным Челенков в прошлой жизни не сталкивался.
Нда. Закончилось только всё довольно быстро. Так показалось, а когда на будильник упавший от их разгула, глянул Вовка, то поморщился. Час почти. Задаст ему мать и всю душу вытрясет. Опоздал к ужину.
— Ты, Вовочка, умойся, сходи на кухню, как следует, а то мать учует запах духов. Приходи завтра подкладку примерим. Стой. Вот синяя саржа есть и чёрная. Какую хочешь, — Просто Света запахивала халатик. Под ним, как оказалось, вообще ни чего не было. Словно знала, что матери с Вовкой не будет. Будущее предвидит. «Хогвартс» заканчивала. Ведьма.
— Синий. И если есть пуговицы тёмно синие.
— Да, для тебя, Вовочка, из-под земли достану.
Бежать надо. А то опять набросится. Дома хватятся. Искать сюда придут.
Глава 6
Глава шестая
В небе — злая грозовая панорама,
Мяч плывёт у ворот по воде.
Но упрямо едет прямо на "Динамо"
Вся Москва, позабыв о дожде!
Удар — короток, и мяч в воротах!
Кричат болельщики, свисток даёт судья.
Вперёд, друзья!
В тридцатые годы, до войны, умным людям пришла в голову «умная мысль», массовое потребление пищи должно отвратить население от мещанской старорежимной традиции «домашних обедов» и сгладить неудобства, связанные со столпотворениями на коммунальных кухнях. Даже дома начали проектировать без кухонь. Есть, мать его, столовая в здании, вот, мил человек, и прогуляйся с семьёй, и откушай, что и все граждане великой страны. Ещё и денег сэкономишь, ведь когда готовят блюда сразу на пятнадцать тысяч человек, то, хоть как, выйдет дешевле, чем ты у себя на кухне. При этом почти правы умные люди. Ведь газа и электрических плиток нет. Либо дровяная печь, либо примус, да и то с примусами не всё просто. Керосин он огнеопасен и вонюч. Тут все должны представить, сколько дров нужно в городе с населением в несколько миллионов. И заодно вспомнить про уголь, которым до появления газа, топили в основном котельные во всех городах Европы. Вот вам и смог. Никаких машин не надо.
Фабрика — кухня