Встав в шесть утра и приняв душ, я заварил себе кофе из разрезанной Андрюшей пачки и только сейчас осознал, что задача мне предстоит необычная: избавиться от неликвидного товара. Ясное дело, потенциальным новым клиентам его не предложишь, вся надежда на хозяев кафе и ресторанов, а они у нас в основном завтра, в курортном городке. Но кое-что можно попытаться сбыть и сегодня.

Ну и следовало расплатиться с Канальей за адвоката. Это я планировал сделать после торговли — не стоило доллары менять. Ну и вечером — переселение сирот и Лидии. Если она захочет, конечно. Как было бы здорово, если бы захотела!

К счастью, дождь прекратился еще вчера, и я доехал к бабушке чистым, не придется переодеваться в сменку, что лежала в рюкзаке. Всю дорогу думалось о том, во сколько обошелся Каналье адвокат: десять тысяч? Двадцать? Или, может, больше? Последнее вряд ли: Каналья с мозгами, он слышит, когда говорят, а я четко озвучил, что готов дать не больше двадцати.

Меня встретил Боцман, извещая бабушку о моем прибытии радостным лаем, а потом пёс положил передние лапы на перекладину забора, высунув голову на улицу. Чуть ниже меня эта машина убийства, когда вот так на задних лапах стоит.

На лай из летней кухни вышел Каналья с ящиком в руках. Я загнал мопед во двор, открыл перед ним калитку, и он поставил инжир возле припаркованной у гаража «Победы», объяснив:

— Вчера, вот, привезли из Армении, но смотри, — от убрал газету, открывая инжир. — Весь помятый!

— Да-а, до Москвы не доедет. — Я не удержался, взял примятый плод, огромный, с кулак размером, переспевший, чернильно-фиолетовый, и отгрыз кусок. — М-м-м, божественно! Давно заметил, что самые вкусные плоды — самые страшные: или мелкие и косые, или вот такие, деформированные от переспевания.

— Это да.

Каналья последовал моему примеру и тоже съел инжир, зажмурился от удовольствия.

— По двести рублей армянка продала, представляешь? Эльза Марковна хочет, пока мы колесим по центру, встать на рынке и хотя бы по четыреста продать, там-то инжир не растет. Да и этот, наверное, последний… Прощальный, так сказать…

— Алексей, — перебил я его, — сколько я должен за адвоката?

— Нисколько, отмахнулся Каналья.

— Нет уж, скажи! Не надо геройствовать! Проблемы — у меня в семье, они не твои, тебе протез гораздо необходимее, чем маме — работать на своей дурацкой работе. — Я пропел: — Нищие молятся, молятся на то, что их нищета гарантирована.

Каналья прищурился, посмотрел с неодобрением.

— Каждый сверчок должен знать свой шесток, слышал? Что будет, если все врачи и учителя на рынок пойдут? Она святое дело делает!

Как бы ему объяснить, что ковырять бумажки — вряд ли святое дело, вот на «скорой» работать или в реанимации жизни спасать… Но не хочет ведь! Потому что там тяжело. Я уже рот открыл, чтобы это сказать, но тут же его захлопнул, пораженный догадкой. Вспомнилось, каким тоном Каналья сказал, что мама хрупкая, потом все бросил и помчался спасать принцессу… Марио, блин! Он ведь на нее запал, а тут вдруг представилась возможность помочь!

— Что касается адвоката, считай, что у нас с ним взаимозачет. Я починю его машину, он поможет мне. Такой вариант тебя устроит?

— А что за адвокат?

— Вряд ли его имя тебе что-то скажет. Зубарев…

— Константин Геннадиевич, — улыбнулся я. — Как тесен мир! Вот ведь, а меня он вежливо послал.

— Потому что ты не разбираешься в иномарках.

— Лёша! — прокричала бабушка из кухни. — Где вы там пропали? Еще два ящика!

— Иду! — отозвался Каналья, рванул к ней, вынес остальной товар и принялся раскладывать в багажнике.

Я вынес свой кофе, в одной сумке — нормальный, в другой — в поврежденных пачках, и определил на заднее сиденье. Бабушка закрыла кухню, отнесла ключ в дом, где спал Каюк, и, вернувшись к нам, отчиталась:

— Жалко стало Мариам, она ж не продаст такой инжир нашим дуракам. Им красивый подавай, недозревший. Так что двадцать килограммов того инжира, что не погниет по пути в Москву, отправим деду, и вот, пятнадцать попробую сама продать, чтобы день не пропадал.

— Отличный план! — поддержал ее я. — Три тысячи на дороге не валяются.

— Как хорошо, что у меня есть Юра! Если б не помогал со скотиной, не справилась бы.

Пока Каналья расставлял ящики в багажнике, укладывал раскладной столик, бабушка закурила папиросу и продолжила:

— Кстати, Андрюшка через мать передал тридцать тысяч. Ну, компенсация.

— Не ожидал! — удивился я. — Но здорово. Я испорченный кофе тоже попытаюсь продать, и даже получится плюс. А эти деньги пусть на мопед Юрке будут. Да, дядь Леша?

— Ага, — отозвался он. — Вот как раз заедем за запчастями.

Закончив, Каналья уселся за руль, и мы тронулись.

Юрка этот мопед заслужил, уж очень парень старается, ни одной «пары» еще не получил, из-за уроков не встает, хвостом ходит за Ильей, чтобы тот восполнил его пробелы в математике.

По гуманитарным предметам, где база не так важна, у него так вообще одни «пятерки».

Что касается Канальи… С одной стороны, хорошо, если он станет моим отчимом, мы как развернемся! К тому же под правильным влиянием мама выправится, с другой… себе бы я такую подругу не пожелал, хоть она и моя мать.

Нужно понаблюдать, есть ли отклик с ее стороны. Должен быть: на Каналью женщины виснут гроздьями, и протез их не смущает. Кстати, о протезе: нужно ускорить его покупку.

На выезде из города нас остановили гаишники, минут десять компостировали мозги, и аптечку им подавай. Есть? Ой, беда какая! И даже лекарства не просрочены. И огнетушитель есть? Вообще печаль! И хозяйка вот она. Придолбались, что так нельзя, хозяйка должна быть за рулем, но Каналья достал из-под сиденья новенькую книжку с правилами, ткнул сержанта туда носом, что можно, еще и наехал. Отстали.

Я не