Большинство биолюминесцентных организмов светится синим, поскольку синие лучи имеют наибольшую дальность распространения в воде. Именно поэтому море кажется нам синим. Абсолютное большинство глубоководных животных различает только этот цвет. Некоторые из них, например малозубая пахистомия (Pachystomias microdon), испускают не синее, а красное свечение. С помощью красного луча пахистомия отыскивает дорогу к добыче, которая не подозревает о том, что на нее направлен красный прожектор. Другой вид – иглорота Malacosteus niger – следовало бы назвать рыбой-рогаткой. Обладая необыкновенно эластичной, практически гуттаперчевой, нижней челюстью, иглорот молниеносно выстреливает ею в жертву.
Многие виды светятся, чтобы привлечь пару. Не самый безопасный способ: ведь посылая брачные сигналы, они одновременно привлекают внимание хищников. Некоторые хищники обзавелись хитроумными имитаторами чужих брачных сигналов, на которые приманивают добычу, чтобы сожрать ее.
В море враг может прийти отовсюду и в любую минуту. Поэтому многие виды, живущие на глубине нескольких сотен метров, спасает световая маскировка на брюхе, благодаря которой рыба сливается с водой, откуда ни смотри – сверху или снизу. Защитные механизмы устроены очень хитро, но порой именно они становятся причиной гибели. Глаза других рыб способны обнаружить искусственное свечение бактерий, сидящих на брюхе добычи, и тем самым различить ее контуры.
Морской огурец, обитающий на глубине до пятисот метров, в случае нападения на него скидывает кожу. Кожа, как липкий двусторонний скотч, намертво приклеивается к нападающему, отвлекая его. Защитой другим служит яд или острые колючки. Короче говоря, как ни верти, а простой и приятной жизнь глубоководных обитателей не назовешь.
Впрочем, если б нам было дано поплавать в этом холоде и мраке, мы ощутили бы себя сродни космонавтам, плывущим в окружении мерцающих звезд и самых невообразимых существ. Перламутровых рыб, ходящих по дну на костистых руках, мохнатых крабов-йети, одетых в белоснежные шубы… На голове у рыбки Caulophryne polynema имеется отросток, напоминающий удилище, которое маятником качается вперед-назад, а на конце его светится дружелюбный огонек. Ярче всех рыб сияет древоусая линофрина (Linophryne arborifera), называемая европейцами “освещенный ночной дьявол”. Из рыла у нее торчит один длинный ус с люминофором, а с нижней челюсти свисает другой, похожий на розгу, длиной с саму рыбу. Это мы описываем самку, так как самец являет собой мелкого паразита, который смолоду вгрызается в брюхо самке. Там он коротает свой век. Питается кровью самки, взамен оделяя ее своей спермой.
Параллельно дну, буквально в нескольких метрах от него, быстро-быстро скользит гигантский кальмар (Architeuthis): щупальца, собранные сзади для большей обтекаемости, немигающие глаза-плошки, реактивный водяной двигатель и система маскировки, которую охотно взял бы на вооружение американский флот.
На больших глубинах побывало меньше людей, чем в космосе. Мы лучше изучили лунные кратеры, да что там – даже пересохшие марсианские озера. Глубоководная жизнь похожа на затянувшийся сон, от которого нелегко очнуться.
Вниз, сквозь толщи воды, льется или, лучше сказать, непрестанно сыплется град органики, становясь пищей для умопомрачительного множества различных тварей, специализирующихся на поедании этой манны[21]. За последние несколько лет благодаря одним только пробам воды человек открыл столько новых организмов, что ряд исследователей оценивает общую численность экосистемы в миллионы видов. Понятно, что поголовье обитателей тем выше, чем ближе к поверхности воды, где многочисленней сами виды. Однако наибольшее разнообразие видов наблюдается как раз на глубине. Практически любой глубоководный вид отличается диковинными особенностями, словно прибыл с иной планеты или же был создан в очень древние времена, когда действовали другие законы, а любая причуда могла претвориться в явь.
7
Мы с Хуго пересекаем Вест-фьорд и находимся уже на полпути, когда я прошу его притормозить: хочу снять термокомбинезон. Впервые я сжарился в этих водах. Лофотенская гряда стала ближе, но расплывается в дымке, словно горы намокли и вот-вот растают.
Хуго едва успел заглушить мотор, как далеко впереди, ближе к правому борту, за многие километры от нас, я замечаю водяной столб, вертикально вздымающийся над зеркальной гладью воды. Обернувшись к Хуго, указываю на столб; Хуго кивает и дает полный вперед. Мы быстро приближаемся и уже видим что-то вроде низенького, полированного островка, лоснящегося на солнце. Но здесь открытое море и не может быть островков, а этот к тому же еще и движется. Мы раньше встречались с морскими свиньями, но тут явно кто-то другой. Хуго внезапно говорит громко:
– Это точно не полосатик. Может, гринды?
За несколько сотен метров до цели Хуго понимает, что не угадал. Если б это были гринды, мы бы уже увидели спинные плавники. И кроме того, перед нами не стая, а одно, и очень внушительное, животное. На миг мелькает мысль: уж не подлодка ли? Хуго вытянулся в струну, лицо окаменело, рот открыт, а в мозгу судорожно прокручивается перечень известных ему китов. Осталась какая-то пара сотен метров, когда вдруг он выдает:
– Да это же кашалот!
Стало быть, мы видим перед собой спину крупнейшего из зубатых китов. Спина между тем начинает выгибаться. Мы уже всего в тридцати метрах… и тут кит звучно выдувает последнюю струю и опускает башку в воду. Хвост картинно зависает – вертикально, напоминая рунический камень. Наконец море смыкается над ним. Кита как не бывало, словно кто-то дернул его за веревочку и он канул в бездну.
Хуго глушит мотор. Без малого полвека ходит он в море, а тут на Вест-фьорде бывает так часто, что