Хуго вспоминает случай, как в прошлом веке кашалот напал на многочисленное семейство, плывшее на воскресную службу. Несчастные шли из Лоттавики в Лейнес, когда кашалот разнес их лодочку на куски. Выжила только шестнадцатилетняя девушка, все ее родные утонули. По-видимому, ее спасли воздушные карманы в платье, благодаря им она удержалась на плаву.
История эта в целом правдива, только, по мнению местных знатоков, кашалот не нападал на лодку: ей просто не повезло столкнуться с ним, когда животное лакомилось сельдью.
С другой стороны, нападение кашалота на вельбот “Эссекс” из Нантакета в южной части Тихого океана в 1820 году роковой случайностью не назовешь. По прикидке китобоев с вельбота длиной 27 метров, длина кашалота составляла около 26 метров. Никогда прежде не видывали они такого исполина. Вдруг кит стремительно пошел на таран и с чудовищной силой ударился о борт, проделав в корпусе большую пробоину. Люди на палубе повалились от этого удара. Буквально тотчас же последовал новый толчок – кит атаковал с другого бока, разнеся корпус в щепки. Кашалот не угомонился, пока не пустил 238-тонный корабль ко дну. Оуэну Чейзу и большей части экипажа удалось спастись. Чейз честно изложил историю гибели судна в «Повествовании о кораблекрушении, самом чрезвычайном и огорчительном, китобойца “Эссекс” из Нантакета» (1821).
Это не единственный засвидетельствованный случай потопления судна кашалотом. Просто крушение “Эссекса” – самый известный из них: впечатленный рассказами о нем, Герман Мелвилл написал книгу о белом кашалоте Моби Дике. Книга изобилует главами, похожими на научный доклад о китобойном промысле и повествующими об анатомии и поведении китов (“Голова кашалота – сравнительное описание”, “Размеры китового скелета”, “Уменьшаются ли размеры кита?” и т. п.). По словам рассказчика Измаила, для капитана Ахава Белый Кит был воплощением сил зла, которые снедают душу “глубоко чувствующего” человека:
Белый Кит был для него той темной неуловимой силой, которая существует от века, чьей власти даже в наши дни христиане уступают половину мира и которую древние офиты на Востоке чтили в образе дьявола; Ахав не поклонялся ей, подобно им, но в безумии своем, придав ей облик ненавистного ему Белого Кита, он поднялся один, весь искалеченный, на борьбу с нею. Все, что туманит разум и мучит, что подымает со дна муть вещей, все зловредные истины, все, что рвет жилы и сушит мозг, вся подспудная чертовщина жизни и мысли, – все зло в представлении безумного Ахава стало видимым и доступным для мести в облике Моби Дика[24].
Капитан был в исступлении, и его сумасшествие оказалось заразным. Ненависть к киту передалась всей команде. По причине, не доступной пониманию Измаила (здесь Мелвилл обращается к нам напрямую), Моби Дик “в подсознательных представлениях” команды стал “смутным и великим демоном, скользящим по морю их жизни”:
Разве можем мы по приглушенному, то тут, то там раздающемуся стуку лопаты угадать, куда ведет свою штольню тот подземный труженик, что копается внутри каждого из нас? Кто из нас не чувствует, как его подталкивает что-то и тянет за рукав?[25]
Вся команда поддается исступлению Ахава, ведь каждый из моряков несет в себе одну и ту же унаследованную и врожденную тягу к убийству, направленную на уничтожение мира и всего вокруг. И еще на самоуничтожение. Моби Дик одновременно вымирающий вид, которого при жизни Мелвилла истребляли десятками тысяч, и проявление самых темных сил человеческого естества. Таких как жажда мести или маниакальное правдоискательство и желание овладеть “целомудренной” природой. Именно Ахав преследует кита, а не наоборот. Но в итоге сам идет ко дну с петлей на шее, опутанный линем собственного гарпуна. И таким образом воссоединяется с Белым Китом.
За век с небольшим, к семидесятым годам XX века, человек выловил свыше двухсот миллионов китов. Всего за несколько десятилетий норвежские популяции китов сократились с десятков тысяч голов до пары-тройки затравленных особей[26]. Более пятидесяти лет норвежские компании из Ларвика, Тёнсберга и Саннефьорда вели китовый промысел в Антарктике, равно как и в Австралии, Африке, Бразилии и Японии. Норвежские верфи спускали на воду плавучие фабрики огромных размеров, за тридевять земель – на Южную Георгию и на остров Десепшен – доставлялись норвежские сверхпроизводительные жиротопки. В 1920 году на одном только Десепшене работало тридцать шесть топок производительностью десять тысяч литров каждая. Одного только синего кита, не считая его сородичей, добывали по несколько тысяч голов за путину, покуда бедолагу не пришлось занести в Красную книгу. Живое потомство вырезали прямо из брюха беременных самок и кидали в жиротопки, чадившие сутки напролет. Заработок складывался не из количества отработанных часов, а из количества добытых туш и натопленных бочек ворвани. Огромные жиротопки шипели и коптили, застилая рыбозаводы густою пеленой дыма и пара. Из одного кита вытекает до восьми тысяч литров крови, а потому раздельщики четыре месяца, пока шла путина, буквально плавали в жиру, крови и мясе.
В воздухе стоял неописуемый смрад – трупная вонь и запах гниения. Жиротопки и плавучие фабрики часто не могли угнаться за ловцами, и туши китов подолгу валялись на берегу, вспухая и раздуваясь, подобно дирижаблям. Если кому-то случалось ненароком проколоть такую тушу либо же оказаться рядом, когда та взрывалась сама, он падал в обморок от миазмов. Окрестные берега превратились в китовые кладбища, усеянные китовыми скелетами, костями, тысячами разлагающихся туш. Люди потом жаловались, что даже по прошествии десятков лет не могут позабыть ту нестерпимую вонь, по-прежнему ощущая ее в носу[27].
Все киты способны передавать друг другу сигналы на большие расстояния, однако с ростом интенсивности судоходства делать им это становится все труднее. Правда, и эта беда еще не беда, если сравнить ее с мытарствами “самого одинокого кита в мире”. Обычные финвалы поют на частоте 20 герц. Они воспринимают исключительно звуки, близкие к этой частоте. Однако несколько лет назад исследователи были изумлены, обнаружив кита с уникальным отклонением: он поет на частоте 52 герца. То есть другие финвалы просто не слышат его, в результате чего пятидесятидвухгерцевый кит отрешен от общения с сородичами. Те, вероятно, считают его немым, чужаком либо асоциальным типом. “Самый одинокий кит” странствует сам по себе. Даже мигрирует он не теми путями, которые избрали в океане остальные киты[28].
Ребенком Хуго часто ходил в море на “Квитберге III” – это судно годилось для любых видов рыбного лова и в путину охотилось на китов. С пристани Хуго довелось наблюдать, как бьется сердце гринды. В память врезался фонтан крови, взметнувшийся над палубой. Сам Хуго уже не уверен, что видел эту картину наяву: возвращаясь с китового промысла в Баренцевом