– Наверное, ты права.

Мне не нравились ни Сан-Франциско, ни все эти странные хиппи. Но мне нравилось стоять на солнышке, нравилось, что мама улыбается и называет меня волшебником.

– Можно поймать еще одного голубя? – спросил я.

Из парка Золотые Ворота мы пошли на фестиваль искусств и ремесел. Куда бы мы ни отправлялись, сценарий у мамы и ее друзей был один и тот же: загрузиться в «Фольксваген», поехать куда-нибудь в Сан-Франциско, покурить наркотик, потусоваться с другими хиппи, снова покурить. Никто из маминых друзей, похоже, не работал, и время от времени они жаловались, что родители, оставшиеся в Коннектикуте, присылают им слишком мало денег.

Ярмарка искусств и ремесел проходила на городской площади, окруженной тощими деревцами. Там было полно хиппи, которые рисовали на асфальте, играли на гитарах, танцевали под барабаны. Мне все это казалось настоящим хаосом, поэтому я боязливо цеплялся за мамину кожаную сумочку с бахромой.

В Коннектикуте мама была коротко стриженной опрятной девушкой из Дариена, которая курила и слушала Jefferson Airplane. Но сразу после нашего прибытия в Сан-Франциско она делала все, чтобы забыть Коннектикут и вписаться в общество хиппи. Она отрастила длинные буйные светлые кудри. Стала носить развевающиеся оранжевые расписные платья и полинявшие джинсовые юбки. И хотя курение травки было запрещено законом, она с друзьями курила ее так же открыто, как мои бабушка с дедушкой и их друзья пили джин с тоником.

– Держи, Мобс, – сказала мама, улыбаясь. Наклонившись, она приколола на мой комбинезон маленький серебряный значок. На нем был изображен пацифик – символ мира.

– Что это? – спросил я.

– Это знак мира, – сказала Пайпер. – Тебе нравится мир?

Я не очень-то понимал, что такое мир, но был рад еще одному значку. Теперь у меня их было два, считая тот, что с мультяшным самолетом.

На следующий день мама и ее друзья решили поехать на пляж и принять там наркотик. Они нашли недалеко от нашего жилья дешевый детский сад, которым управляли хиппи, и на время своего отсутствия решили отвезти меня туда. «Я вернусь вечером», – сказала мама, передавая меня на руки воспитателям. Я смотрел, как она с друзьями садится в «Фольксваген» и уезжает.

Детский сад располагался в старом викторианском доме, перед которым располагалась грязная площадка для игр. Вокруг меня бегали и возились в сером песке дети, но никто из них не был мне знаком. Я нашел грузовик «Тонка» с тремя колесами и катал его по песку, собирая в кузов камешки и мусор. И ждал, надеясь, что мама скоро вернется. Мне было три года, я был напуган и не понимал, почему она оставила меня одного.

Через несколько часов я завел пару друзей в песочнице, но все еще испытывал сильную тревогу. Работники детсада были недобрыми. Они курили сигареты, и от них пахло вином. Они угрюмо наблюдали за детьми и молчали.

Когда пришло время сна, мы вошли в здание, нам дали матрасы, и мы улеглись. Я заснул с надеждой на то, что мама вернется и разбудит меня.

Вскоре меня действительно разбудили, но не мама, а один из работников детсада, неопрятный парень с мутными глазами. Он был похож на других хиппи: полинявшие джинсы, футболка с непонятным рисунком, длинные черные волосы, густая борода. Он прижал палец к губам, взял меня за руку и отвел в туалет в задней части дома. Потом запер дверь изнутри и снова прижал палец к губам: «Ш-ш-ш! Тихо!»

Парень спустил штаны и сел на крышку унитаза.

– Вот, – сказал он, показывая на свой пенис, – можешь его потрогать.

Я не понимал, чего он хочет.

– Все хорошо, – сказал парень. – У тебя тоже такой есть. Его можно трогать.

Он положил мою маленькую руку на свой эрегированный член.

– Потри его, – сказал он и откинулся на бачок унитаза, пока я пытался делать то, что он говорил.

– А еще его можно взять в рот, – добавил он.

Потом обхватил руками мою голову и посмотрел мне в глаза:

– Ты молодец. Но никому не рассказывай. Понял? – Он крепче сжал мою голову. – Никогда.

Он отвел меня назад к матрасу, и я лег – без сна, без движения…

Мама и ее друзья забрали меня вечером.

– Привет, Мобс, извини, что задержались, – сказала мама, поднимаясь на крыльцо.

Я не знал, что сказать, поэтому смотрел вниз.

– Мобс! – озадачилась она. – Все хорошо?

– Он просто устал, – сказал один из ее друзей. – Уже поздно. Верно, дружок?

У меня было тяжело на душе, мне казалось, что я сейчас начну плакать и никогда больше не перестану.

Меня посадили на заднее сиденье «Фольксвагена», и мы поехали к дому.

– Весело было с новыми друзьями? – спросил Джейсон.

Я не мог ничего сказать.

Джейсон улыбнулся.

– Не волнуйся, завтра мы опять поедем на пляж, и ты снова с ними встретишься.