– Разве самоубийства в нашей лечебнице происходят так часто, что можно меня по таким пустякам не отвлекать?
– Нет, директор. Я вызвал полицию, написал отчет и первым делом прибежал к вам.
– Сколько времени прошло с того момента, как вы вызвали инспектора?
– Не больше пятнадцати минут.
– Значит, успеем, – решительно заявил директор, встал со стула, оставив сигару тлеть в пепельнице, и в спешке выбежал из кабинета.
Он совершенно не понимал своего заместителя, считая характер доктора Стенли непостижимым.
* * *Директор вошел в маленькую, но светлую палату, больше напоминавшую келью, в которой прежде обитал Эрих Бэль, расположенную на последнем, четвертом этаже второго корпуса здания больницы.
Комната была метров десять – двенадцать. Кроме кровати и маленького бежевого комода, на котором давно потрескалась краска, здесь не было больше ничего. На комоде стоял магнитофон, пачка овсяного печенья, белая чашечка с каким-то осадком темного цвета. Скорее всего, на дне ее засохли остатки кофе.
Кровать была аккуратно заправлена, возле нее стояла пара желто-синих кроссовок, не самых качественных, но не рваных и не потрескавшихся.
На коричневом покрывале лежал небольшой клочок бумаги. Директор подошел, но не спешил брать его в руки. Затем он открыл комод, осмотрел его, снова закрыл. После этого мужчина, ни с того ни с сего, встал на колени и заглянул под кровать.
Доктор Стенли молча недоумевал, наблюдая за ним.
– Что вы ищете, директор?
– Вы трогали этот листок, доктор Стенли? – проигнорировав его вопрос, спросил седоволосый мужчина с короткой стрижкой, шея которого была сильно напряжена.
– Нет. Я ничего здесь не трогал и вам не советую до приезда полиции.
Директор еще раз осмотрелся по сторонам в поисках чего-либо достойного внимания, принюхался и только после этого подошел к открытому окну, в которое выпрыгнул Эрих Бэль.
Высоко. Достаточно высоко, чтобы, переломав себе шею, ноги и еще что-нибудь, не остаться после такого падения в живых.
Внизу на асфальте было красное пятно. Самого пациента на улице не было.
– Что скажете? – спросил доктор Стенли, стоя на пороге комнаты, не осмеливаясь зайти внутрь и что-либо там потрогать. Он боялся полиции и всегда вел себя как примерный и тихий гражданин.
– А что вы хотите, чтобы я сказал, Стенли? – обернулся к нему его начальник. – Где труп пациента?
– Его оставили до приезда полиции в свободной палате номер девять на первом этаже.
– Хорошо, – задумчиво кивнул директор, а затем еще принюхался.
– Что вы постоянно нюхаете?
– Вы мне сказали, когда мы шли по коридору, что окно в комнате было закрыто, когда обнаружили труп пациента внизу, на асфальте, так?
– Ну да. Но это ведь легко объяснить, не нужно быть полицейским, чтобы понять, что его закрыл порыв ветра.
– Это да, – согласился директор. – Но…
В этот самый момент вошли двое полицейских в форме.
– Здравствуйте. Полиция города М… Прошу ничего не трогать и немедленно покинуть комнату, пока мы не позовем вас внутрь.
– Конечно, – любезным голоском отозвался доктор Стенли.
– Вас это тоже касается, – обратился к директору старший. Это был широкоплечий молодой мужчина лет тридцати пяти с каменным лицом и холодным взглядом. Его напарник был намного ниже и менее разговорчив.
– Я директор этой лечебницы и хотел бы…
– Мне все равно, директор вы или уборщик, прошу вас покинуть комнату, – сказал полицейский непоколебимым голосом.
Директор молча вышел следом за доктором Стенли и еще раз демонстративно принюхался, словно в насмешку над железным человеком.
– Вы не договорили, – напомнил ему главврач, когда они вышли в коридор и встали возле двери палаты.
– А вы читали эту записку, Стенли? – вдруг спросил его начальник.
– Нет. Я ничего не трогал в палате.
– А как думаете, что там?
– Представления не имею, но могу предположить, что это предсмертная записка.
– Да. Я тоже думаю, это она, – кивнул директор. Ни один мускул его лица не был напряжен в отличие от шеи, на которой пульсировали толстые, как канаты, вены.
– Почему? Вы смогли прочесть что-то?
– Только слово «сожалею», но дело не в этом. Просто без этой записки полиция могла бы засомневаться в том, что это самоубийство. А с запиской – все замечательно. Нет ни малейших причин думать иначе.
– Вы думаете иначе?
– Я не думаю, Стенли, и вам не советую увлекаться этим бессмысленным занятием. Я смотрю на факты и делаю выводы. А думать – это не мое, пусть думает полиция.
Из комнаты вышел тяжеловес-полицейский и попросил докторов зайти.
– Кто обнаружил пациента?
– Дворник, – сказал доктор Стенли, пытаясь заставить свои глазки не бегать из стороны в сторону при разговоре с этим крайне серьезным человеком с пронзительным взглядом. – Он незамедлительно поставил в известность докторов.
– А кто первым вошел в комнату?
– Я, – нерешительно сказал доктор Стенли. Словно задумавшись после заданного вопроса: «А почему и вправду я сюда вошел?»
– Зачем? – вопросительно посмотрел мужчина, который давил на доктора своим взглядом. И, несомненно, раздавил бы его, если бы не вмешался директор.
– Потому что окно со двора показалось дворнику закрытым. Мой заместитель зашел, чтобы посмотреть, не закрыто ли оно на задвижку, иначе можно было бы предположить, что в моей лечебнице произошло убийство.
Офицер перевел взгляд на директора, который, подобно Атланту, легко выдержал свалившееся на его плечи небо. Он сам мог кого хочешь задавить своим пристальным, беспристрастным взглядом. После того как полицейский понял, что с данным субъектом такой метод давления не сработает, он снова обратился к доктору Стенли.
– Окно было закрыто на задвижку?
– Нет. Оно было просто прикрыто. Это ветер…
– Понятно, что не призрак пациента. Кто из вас брал в руки записку?
Оба доктора отрицательно покачали головами.
– Хорошо, – немного смягчившись, сказал офицер, который уже произвел на них впечатление несокрушимого служителя доблестного отряда полиции. – Есть предположения, что там написано?
– Ни малейших, – без колебаний ответил директор. Доктор Стенли решил промолчать.
– В записке написано, что парня утомила жизнь и он желает свести с ней счеты. По-моему, все очевидно, господа! Самоубийство. Прошу предоставить мне отчет, письменное заявление о…
– Офицер, – вдруг перебил его директор. – Вы чувствуете в воздухе запах табачного дыма?
Мужчина глубоко вдохнул носом, хотя этого можно было и не делать.
– Чувствую, а что?
– Почему вы тогда не задали вопрос – курил ли пациент? Я, к примеру, не заметил в комнате ни пачки сигарет, ни пепельницы. Поэтому я задал себе такой вопрос, когда впервые вошел в комнату. Здесь до отвращения воняет дешевыми сигаретами.
Оба офицера засмеялись.
– Вы что, детективов пересмотрели, директор? Шерлоком Холмсом себя возомнили?
– Вопрос и вправду хороший, молодые люди, – вдруг пробился тихий, но на этот раз более уверенный голосок доктора Стенли. – Эрих Бэль на дух не переносил сигаретного дыма. Он у него вызывал тошноту и мог спровоцировать рвоту, это неоспоримый факт! Странно, что я сам не придал значения тому, что в комнате пахнет сигаретным дымом. Я настолько к нему привык,