– Ну конечно. – Легхорн расправил плечи и важно положил руку на крестовину рукояти.
Я мысленно вздохнул. Если бы мне пришлось положиться на него в случае боя с Мясником, с тем же успехом я мог бы повернуться спиной и закрыть глаза. К счастью, у меня в запасе было кое-что получше любого оружия, а именно мешочек с шерскеном. Шерскен – это чрезвычайно изобретательно составленный порошок. Брошенный человеку в лицо он сразу лишает его зрения и вызывает столь неуёмный зуд, что только люди, наделённые необычайно сильной волей, способны удержаться и не тереть глаза. А те, кто не удержался, втирают шерскен ещё глубже и, случается, теряют зрение раз и навсегда. Это зелье также служило в крошечных дозах как лекарство, а в больших - как почти моментально действующий яд. Человеку, пойманному с шерскеном в кармане, грозил, по меньшей мере, допрос с пристрастием, а чаще всего его просто вешали (конечно, человека, а не мешочек) на ближайшем дереве. Как легко догадаться, подобные процедуры не касались инквизиторов. Так или иначе, Мясник мог оказаться очень сильным человеком, но шерскен даже тогда превратит его в скулящего щенка... Ну и, кроме того, на крайний случай я носил за пазухой острый кинжал из испанской стали, которым был обучен довольно ловко пользоваться.
Мы перевернули квартиру Неймана вверх дном, однако я не встретил ничего, что могло бы вызвать подозрения. Засохшие остатки еды, куски перемазанного краской полотна, пара измятых альбомов, с десяток более или менее жёстких и обгрызенных кистей, пустой, но невероятно вонючий горшок, а также множество пустых бутылок – вот и всё, на что мы наткнулись в ходе наших поисков. Ну и в углу у двери висели перепачканные краской фартуки.
– Значит, кто-то пошутил, – заключил Легхорн. У него был на удивление мрачный и разочарованный голос, и я подумал, что он, вероятно, только что подвёл баланс прибылей и убытков и решил, что слава, которую он обрёл бы, будучи человеком, который поймал Мясника, с лихвой компенсирует ему риск столкнуться с тем самым Мясником.
– Чёртовы художники, – буркнул я. – Каждый спит и видит, как бы другому свинью подложить.
Дворянин снял руку с рукояти оружия и явно расслабился. На его лице даже появилась лёгкая улыбка.
– Возвращаемся, – скорее констатировал, чем спросил он.
– Что ж, возвращаемся, – ответил я разочарованно, ибо тайно надеялся, что в сообщении есть хотя бы зёрнышко истины, и расследование, быть может, если и не продвинется вперёд, то хотя бы сдвинется с мёртвой точки.
Легхорн со злостью пнул ножку вешалки, на которой деревенели грязные фартуки, и сразу отпрянул, когда вешалка сначала вздрогнула, а потом упала с громким треском. Мы с дворянином оба вытаращили глаза, когда увидели, что скрывается под грязной одеждой. А скрывался там ни больше, ни меньше, как топор. Стоящий вертикально он доходил мне до груди, и был так тяжёл, что я мог бы орудовать им только двумя руками, и не скажу, что без труда. У оружия было два лезвия, с обеих сторон древка. Я прикоснулся к железу пальцем и подумал, что кому-то пришлось приложить много усилий, чтобы так заточить это оружие. Легко можно было себе представить, что в руках хорошо обученного либо весьма сильного мужчины он мог одним ударом отрубать конечности и рассекать кости, словно веточки.
Загвоздка была лишь в том, что Нейман, со всей определённостью, не был настолько силён, и я дал бы правую руку на отсечение, что он не проходил обучения. Ну, может, в искусстве живописи, и, возможно, в искусстве соблазнения девок. С трудом я согласился бы, что художник мог освоить бой кинжалом или залитой свинцом тростью. Но двуручным обоюдоострым топором? Оружием, которое в неумелых руках представляло столь же большую опасность для нападающего, что и для жертвы? Ведь этот человек скорее отрубил бы себе ноги, чем в кого-то попал!
Конечно, существовала вероятность, что я ошибаюсь, и Нейман является непревзойдённым мастером топора, а его щуплое тело скрывает узлы мышц. Существовало и столь же большая вероятность того, что сегодня за мной явятся святые угодники и живым заберут на небо, распевая псалмы во время этой милой экскурсии.
Я осторожно поставил топор в угол, но потом снова взял его в руки и горизонтально положил у стены. Что ж, это оружие действительно впечатляло, и даже предоставленное самому себе распространяло вокруг бесспорно интенсивную ауру ужаса.
«Если ты в этом замешан, дорогой господин живописец, то ты, безусловно, не Мясник», подумал я. «Но разве ты не можешь быть его помощником? Разве ты не можешь заманивать ему девушек и прятать улики? А в таком случае, ты определённо расскажешь нам, кто Мясник...»
– Христе наимстительнейший! – Прошептал Легхорн. – В жизни такого не видел. Палаческий, что ли?
Я покачал головой.
– Палаческому второе лезвие ни к чему. Это топор боевой, но сегодня никто уже такими не пользуется. Неудобный, тяжёлый, громоздкий. Быстрый вооружённый противник сто раз проткнёт вам брюхо, прежде чем вы успеете им замахнуться.
Я не собирался радоваться найденному топору, поскольку, честно говоря, он не мог служить неоспоримым доказательством по делу. Ведь Нейман был художником, и это оружие могло быть нужно ему в качестве реквизита к одному из произведений. Ба, он мог быть сентиментальным сувениром или собственностью, переданной Нейману на хранение. По крайней мере, именно так наш художник мог бы всё объяснить. Сам по себе топор, обагрённый кровью или нет, не давал мне уверенности (кстати, я бы не дал головы на отсечение, что это не просто засохшая красная краска). В конце концов, в этом городе каждый мясник имел топор, может, не столь необычный, как тот, который лежал передо мной, но никому ведь не придёт в голову в связи с этим тащить в тюрьму всех мясников.
– Ну вот мы и нашли виновного. – Легхорн потёр руки.
– Странно, что он держал орудие убийства на виду, – буркнул я.
– На виду, не на виду, – пожал он плечами, – главное, что вы получили то, что хотели.
Я махнул рукой.
– Этого слишком мало. Может, кто-то из соперников Неймана видел у него этот топор и решил донести? Знали бы вы, сколько мне уже пришлось проверять столь же бредовых доносов, – добавил я. – Конечно, я допрошу его, но что если у него найдётся хорошее объяснение? Или я должен отправлять на пытки каждого в этом городе, кто держит