Они поднялись на самый верх, в рубку, и Симонов зажег небольшую свечу, поставив её у прожектора – мягкий свет заполнил всю комнату. На небольшом примусе появился закопченный чайник, и дозорный чиркнул спичкой.
– Витя… а меня того… судить будут? – моряк обернулся к товарищу и замер с горящей спичкой в руке.
– Не будут, Слав. Может и некому судить, черт знает, что там произошло вообще, – увидев испуганный взгляд Симонова, Виктор поспешил его успокоить. – Это был несчастный случай. Не думай даже обвинять себя, а если что, я свидетелем твоим буду.
Они сели на два старых табурета у стола, заваленного журналами, и замолчали. Только потрескивание примуса и легкий запах солярки в комнате. Слишком многое свалилось на двух пожилых людей в этот злосчастный день. Что делать? Как жить дальше? Спаслись ли они, или лишь отсрочили свою гибель? «Нет, я вам, с*ка, не сдамся», – подумал, про себя, Виктор и сжал кулаки. Нужно действовать:
– Вячеслав, дело есть.
Старый, худощавый моряк вскинул голову и внимательно посмотрел на товарища.
– Пока мы понять что-то сможем, нужно подготовиться. Разберемся с информацией, наличием провианта и топлива, а потом будем решать, куда и как двигаемся. Здесь оставаться нельзя, берег далеко, но и тут может стать небезопасно.
– Ага, понял, – Симонов кивнул и снял чайник с примуса.
– Сейчас почаевничаем, а потом пойдем принесем радиостанцию с моего катерка. Заодно расскажу, что со мной приключилось.
Кипяток и крепкая заварка чая «со слоном» перекочевали в стальные кружки, на столе появился кусковой сахар в бумажке, а также пачка «каменных» галет. Пили по-старому, «вприкуску», поднося дымящиеся кружки к лицу. Виктор рассказал всё, что с ним произошло со времени выхода в море: про первый вызов подлодки, про эфир, про удары, про месть капитана, про дым над водой и про то, как он оказался у маяка. Симонов внимательно слушал, не перебивая, а потом рассказал, что они видели с маяка. Картина складывалась убийственная. Очевидно, что первые удары наносились по крупным городам и военным базам, а после и по мирным селениям. Пораженный берег Латвийской и Литовской СССР был не единственным, как и берега Швеции и Дании. Симонов с напарником видели, что ракеты полетели дальше – на восток, запад, север – огонь полыхал везде. Пылевую радиоактивную бурю они тоже видели, но до них она не дошла.
– А Готланд? Может там есть выжившие? – Виктор поставил кружку на стол.
– Вить, мы враги теперь. Мы теперь все враги. Там тебя либо погранцы расстреляют, либо местные жители на куски разорвут. Война теперь везде.
– Гаки в сраки… вот влипли… – Виктор вздохнул и уставился перед собой. Действительно, бежать некуда – другие страны закрыты, а у нас, если не сумеют обуздать, начнется анархия, мародерство и бандитизм. Куда не кинь всюду клин. И даже если регулярных войск и нет, и воевать больше некому, люди будут друг друга убивать просто потому, что потеряли кого-то. Человечество прикончит не мировая война или ядерные удары – мы просто не сможем договориться больше. Людей прикончит месть. За семью. За дом. За Родину. Страшная, кровавая месть – геноцид в чистом виде.
– Ладно, не время руки опускать. Ты как, силы есть? – Смутьянов кивнул товарищу.
– Есть немного, не совсем прослаб, – дозорный встал и отряхнулся. – Только робу сменю, эта…
– Переодевайся и подходи к катеру, я сниму рацию, и мы её у тебя тут подключим, – Виктор встал, надел шапку и начал спускаться по лестнице. Первым делом надо отвинтить станцию от стенок рубки, потом посмотреть проводку внизу, потому что в последний раз двигатель еле запустился.
Рация была готова к транспортировке, а вот с проводкой, даже на первый взгляд, были проблемы: провода обуглились от напряжения, кое-где вообще выгорели. Истинное чудо было в том, что Смутьянов добрался до маяка и не сгорел. Потеряй он катер, шансы на спасение резко бы упали.
Со Смирновым они подняли и подключили рацию – она работала исправно, но в эфире была та же тишина, что и раньше. Берег молчал, а с судами в море не было связи из-за расстояния. Время перевалило за полночь, было решено ложиться спать, а завтра решать по обстоятельствам. Проводку предстояло починить, топливо и провиант пересчитать и распределить, а также решить направление движения с островка. Виктор лег на свободную шконку – занимать место покойного почему-то не хотелось.
Немного поговорив, моряки провалились в спасительные объятия сна. Лишь огоньки, много-много огоньков нарушали сон Виктора. Будто по винтовой лестнице они заплывали наверх, в рубку, освещали её ненадолго и исчезали. «Огонь в небесах, как салют», – подумал шкипер и улыбнулся во сне. Ночь прошла тихо.
Глава третья. Штиль и тишина
Утро выдалось хмурым – небо было безоблачным, но высоким и серым, как потолок больницы. Ветер завывал, просачиваясь внутрь маяка и поднимаясь вверх по лестнице. На море был штиль. На уши давила звенящая тишина. На волнах не качались чайки, не было перелетных птиц. Осталась лишь бесконечная гладь цвета асфальта.
Виктор проснулся и открыл глаза. В первые секунды пробуждения на него напал внезапный страх, и такой сильный, что старый моряк чуть не закричал. Волна беспричинного, всепоглощающего ужаса захлестнула всё его существо. Переборов мгновенное желание вскочить со шконки и бежать, Смутьянов глубоко задышал и сел на постели. «Да что же это такое?» – Шкипер протер глаза и окончательно проснулся, Симонов спал недвижимо. «Не помер бы…»
Моряк встал, заправил шконку – по старой корабельной привычке, и пошел ставить чайник на примус. Стоит разобраться с водой и едой, но это чуть позже. Смутьянов рассудил, что в состоянии стресса стоит немного потакать расшатанной психике и удовлетворять её минимальные желания. Опять же, возраст не тот. Не хотелось, чтобы Вячеслав снова оказался с ненормальным на маяке, он такого не вынесет.
От шума расставляемой посуды и запаха солярки проснулся Симонов. Он сел, потянулся и лег обратно, уставившись в потолок.
– Вячеслав, ты чего? Как себя чувствуешь? – шкипер обеспокоено посмотрел на товарища.
– Да как-то не могу в себя прийти, как вспомню, что за два дня произошло… – Симонов всё же поднялся с постели и направился к столу.
– Я как проснулся, так вообще чуть с маяка не убежал, воно что! – усмехнулся Виктор и щедро насыпал заварку в кружку. – Мы, брат, с катушек съедем, это я тебе точно говорю.
– Да не хотелось бы! – дозорный впервые, со вчерашней встречи, улыбнулся и расслаблено сел на табурет.
Чай пили молча. Тишина вокруг установила свою гегемонию даже на этом клочке земли, на самой вершине маяка, в двух выживших людях. День предстоял трудный, работы было много, и стоило начать его хорошо.
– Так, Вячеслав, план таков: ты электрик, а у нас проблема с катером – займись этим, пожалуйста. Если удастся починить, вернись потом сюда и посиди, послушай эфир. Генераторы у вас на сколько рассчитаны?
– Надолго, две недели можем спокойно работать, а топлива так и на три месяца имеется, – Симонов хлебнул чая.
– Вот и славно. А я пока поколдую над картами, да припасы сосчитаю – уходить надо, и делать это с умом. Глупо теперь подохнуть, согласен?
– Согласен, – кивнул дозорный. Он оправил робу, надел пилотку и стал спускаться по лестнице.
Работа отвлекла их от ужасов пережитого, заполонила нерешительность и пустоту. Советские люди привыкли работать – жили этим, дышали, добивались результатов. Наверное, поэтому у них были самые высокие шансы выжить в этом безумии.
Смутьянов достал в подвале маяка и на этажах все, что только смог найти. Поднял наверх, и особо ценное разложил на столе. Выглядело всё довольно оптимистично – маяк оказался своеобразным магнитом для различного барахла, которое тащили сюда дозорные и бывший смотритель. Где лучшая нычка от жены, как не на островке посреди моря? «Вот черти! Будь у них возможность, они бы и танк тут спрятали».
По подсчету и записи всех припасов, вырисовывалась следующая картина: провизии им хватит на 12—14 дней, при экономии – до двадцати дней. Топлива было с избытком, к тому же на катере Смутьянова было достаточно дизеля, чтобы добраться до берега. Но самым ценным приобретением были два костюма химзащиты и два счетчика Гейгера. Виктор не рассчитывал их найти, так как по новой смете для обеспечения дозорных радиационная защита и дозиметры просто не полагались.
Смутьянов склонился над картами, когда перепачканный дозорный поднялся в рубку и уставился на припасы.
– Вот это поворот! Виктор, ты