Резкая картинка перед глазами заставила меня снова содрогнуться всем тщедушным телом и поморщиться от мурашек, что мгновенно покрыли мою бледную кожу.
Его прикосновение.
И аромат одеколона. Кажется, я даже знаю, что именно это за аромат. Еще один мой минус, ко всему прочему, у меня очень тонкий нюх. Французы говорят, что мне лучше было бы отправиться в школу сомелье, а не подаваться в бизнес поток. Тонкий нюх, тонкий вкус. А еще я умею готовить и схватываю все буквально на лету. Я могу повторить блюдо, только один раз его попробовав. Мои папа и мама считают, что должны как-то наверстывать упущенное время в моем детстве, поэтому в обычное время они со мной не очень общаются, но часто берут с собой в заграничные поездки. А там, чтобы меньше меня видеть, отдают на разные курсы, в школы, на лекции. Обычно, они лежат на пляжах, я же все время чему-нибудь учусь. Если бы я был выше ростом и крепче телосложением, возможно, мог бы получить права на вертолет и самолет, освоить боевые искусства и агент ноль-ноль семь курил бы нервно в сторонке. Однако, с моей внешностью, о любых навыках лучше молчать. Вообще лучше молчать, одеваться неприметно и не дай бог, чтобы меня лишний раз не заметили. В глубоком детстве, когда другие дети мечтали стать космонавтами, я мечтал открыть в себе уникальный ген и стать невидимкой. Так легче. Ты вроде как живешь, но тебя никто не видит. Не может обидеть, высказать что-то неприятное в твой адрес.
На полном автомате я облизнул свои пересохшие губы. И сразу. Снова ощутил его пальцы. От этих запретных, непонятных воспоминаний мои бледные щеки мгновенно заполыхали, как будто их кто-то только что поджег изнутри.
– Эй, как тебя там, Женя? – меня окликнула молодая женщина, стоявшая за стойкой секретаря.
Очень даже симпатичная. Высокая и стройная. Такая, на грани, когда ты ждешь, что вот-вот увидишь что-то лишнее на ее безупречном теле, но, нет. Разве что, только ноги крупноваты. В остальном – идеал, сошедший с картинки. Волосы цвета корицы, стянуты на затылке в безукоризненную кичку, большие карие глаза, с теплым медовым оттенком, слегка, лишь чуточку пухлые губы. Аккуратная, подготовленная, обязательность во всем, начиная от макияжа и заканчивая одеждой. Идеально отглаженная белая хлопковая блузка, черная юбка, границы которой завершаются строго на два пальца выше колена, и черные лаковые туфли на разумном каблуке не более шести сантиметров. Думаю, многие мужчины смотрят ей в след. И приглашают на свидание, это обязательно, конечно же.
Только меня она не волнует. Я почему-то все еще думаю о ее странном боссе…
– Женя? Чего молчишь? – фыркнула женщина, одарив меня немного пренебрежительным взглядом.
Это нормально. Люди никогда не смотрят на меня иначе. Пренебрежение, недоверие, презрение. Так, наверное, еще на тараканов глядят.
– Женя, – кивнул, решив не раздражать принцессу.
– Ты уже был у Августа Антиповича? – спросила она, подняв черную нарисованную бровь.
– Был.
– Хорошо. Так, теперь держи пакет и дуй на пятый, там тебя уже заждались. Спроси у них, не надо ли нам что передать?! Август не любит, когда что-то простаивает, все должно быть доставлено в срок. Иначе штраф! Учти!
Я молча кивнул и взял пакет, протянутый мне женскими ухоженными руками. Прижав его к груди, быстро направился к лифтам, не хватало еще кого-то заставить ждать. С восьмого на пятый ехать недолго. На пакете написана фамилия и кабинет – справлюсь быстро. Не проблема.
Об Августе действительно говорят, что он не только очень обязательный, пунктуальный, но и ото всех своих подчиненных требует того же. Его история открыта для всех, многочисленные интервью мало-помалу выведали у него все. Некоторые телевизионные каналы даже слежкой не побрезговали. Такой высокий интерес к нему пробудил не только его успех в бизнесе. Август настолько талантлив, что ко всем своим плюсам он еще и писатель. Каждая его книга становится настоящим бестселлером. Его публикуют на всех языках мира, на выход книг даже делают ставки. И тема, естественно, романтика. То, как он пишет, сводит читателей с ума. И меня в том числе. В этом году уже начали снимать первый фильм по самому знаменитому его роману «Роза с черными лепестками». Вот такая история успеха и это, не смотря на то, что его жизнь могла сложиться совсем иначе. Август – сын приемных родителей, его родные погибли в автокатастрофе, когда ему был всего год. Его настоящие предки были очень консервативными, профессора, там целая династия. Новые же родители оказались прогрессивными, занятыми в творческих профессиях, папа художник, а мама актриса, так что они позволили своему сыну раскрыться. В полной мере. И талантливая личность практически мгновенно расцвела. Свобода от чужих ограниченных мнений дала ему все.
Тяжёлый вздох приподнял мою плоскую грудь. Да, жаль, что мне не повезло. Заточение во мнениях, в нелюбви. Я ничего не мог сказать, у меня никогда не было собственного голоса в семье. Со мной, по-хорошему, и не очень-то кто-то разговаривал.
– Войдите! – скомандовали с той стороны двери, когда я постучал прямо под табличкой, сообщающей: «И. Кравец. Главный бухгалтер».
– Здравствуйте, – просипел я.
От волнительных размышлений по дороге сюда, очевидно, мой голос сел. Поэтому крупная женщина за столом, заваленным бумагами, рыкнула на меня:
– Чего? Что ты там бормочешь?
– Кхм, кхм! – прокашлялся. – Здравствуйте!
– А, здравствуйте, – буркнула Кравец, пошевелив своими обвисшими щеками на круглом лице. – А вы кто? – приподняла выщипанные белесые брови, шире открыв при этом серые глаза бухгалтер.
– Я ваш новый курьер.
– Кто? Говорите громче, вас почти не слышно!
– Я ваш новый курьер. Вот, пакет для вас с восьмого этажа!
– А… – протянула женщина, посмотрев на меня через маленькие очки. – Илона прислала? От Августа?
– Да, наверное, я еще не знаю всех по именам, – пожал плечами и поспешил оправдаться, – это мой первый день.
– И как же вас зовут, милый курьер? – внезапно, голос дамы смягчился, и теперь она ко мне обратилась практически с материнской нежностью. Да, это вторая сторона моей внешности. Если меня не презирают, то жалеют. Как беспомощного калеку. И, поскольку, внешних недостатков, кроме невысокого роста и подростковой худобы у меня нет, калекой, я подозреваю, меня считают на голову.
– Женя, –