– Вы что, курите? Здесь?! – раздался знакомый звонкий голос, и, подняв голову, Митя увидел маму-Пежо, маленькую, гневную и снова полную энергии, которой она набралась, вероятно, от несчастного здоровяка из микроавтобуса.
Мальчик уже не бился и сидел у него на руках смирно и сонно, клевал носом, а вот у дядьки лицо было такое, словно по пути он потерял литра два крови. Оставив его топтаться возле кабриолета, как нерасседланную лошадь, мама-Пежо решительно подошла к Тойоте.
– Уберите немедленно, – потребовала она. – Дома курите у себя сколько захотите, а здесь общественное место, никто не обязан дышать этой вонью.
Митя вздохнул и послушно погасил окурок об асфальт, но Патриота смутить оказалось непросто.
– Да где общественное, мы в поликлинике, что ль? Тут дорога вообще-то! Главное, двести машин стоит газует, а сраная сигарета им воняет. Да задолбали, – сказал он и демонстративно прикурил новую. – Запах не нравится? Окошки подними. Кондей твой два часа всем в морду молотил, гораздо больше воздуха попортил.
Нимфа хихикнула и с удовольствием затянулась. Мама-Пежо постояла недолго, взвешивая шансы. Глаза ее горели, и перспектива предстоящей битвы явно не пугала, но тут позади зароптал ее взмокший заложник.
– Мамаша! – взмолился он. – Пошли уже, а? Тяжелый пацан-то!
Вполне возможно, протесты пленного на нее впечатления бы не произвели, но тут забеспокоился и мальчик, и мама-Пежо отправилась руководить загрузкой сына в машину. Даже по спине ее было видно, что отступление это временное и разговор не закончен. Собственно, он и не прерывался: открывая дверцу, распутывая ремешки на детском кресле и устраивая в нем мальчика, она продолжала комментировать неловкость своего помощника, моральные качества дезертира-капитана, бесполезность мужчин в целом и отдельно – безответственность некоторых, кому вот-вот возвращаться за руль, а они решили выпить на глазах у всех, ну конечно, чем еще заняться, когда неизвестно даже, что вообще происходит.
Свободный наконец от своей ноши здоровяк вытер пот со лба, выпрямил спину и дико огляделся. Вид у него был потрясенный, как у человека, заглянувшего в бездну. Патриот без слов протянул ему остатки «Жигулевского», которые тот стремительно вылил себе в рот. Лицо его немного разгладилось, и он так же молча благодарно кивнул, аккуратно поставил опустевшую бутылку на асфальт и поспешил к своим товарищам из микроавтобуса, которые все это время делали ему отчаянные нетерпеливые знаки.
Наконец пришел и капитан. У Мити даже мелькнула мысль, что он задержался возле тела погибшего мотоциклиста (без сомнения, исключительно ради проверки документов, а не чтобы пошарить по карманам), хотя замедлить его запросто могло и что-нибудь другое, гадать не стоило. Первым делом толстый полицейский обратил внимание на распахнутую дверь патрульной машины. Он полез в салон, встал коленями на переднее сиденье и замер там, выставив в проход объемный зад и две пыльных стоптанных подошвы. Потом выбрался обратно и погрузился в нерадостные размышления. И только тогда Митя вспомнил про человека с разбитым лицом и скованными руками, которого они видели на заднем сиденье перед тем, как отправиться к началу тоннеля. Судя по мрачному выражению капитанского лица, человека этого в машине больше не было. Повезло, подумал Митя. Непонятно только, как он теперь будет снимать наручники.
– Ну чё? – спросил Патриот и толкнул его локтем. – Может, еще одну? – И пошел к УАЗу за второй двухлитровкой.
ПОНЕДЕЛЬНИК, 7 июля, 01:22
Когда вернулись наконец старлей и блудный Кабриолет, нимфа уже порозовела, смеялась над десятым по счету патриотовым анекдотом и потому возвращение своего спутника приняла гораздо более милостиво; тем более что вид у холеного красавца был неблестящий. Пока он описывал свои лишения (многокилометровый поход, бетонные ворота, решетка, расплющенная машина с мертвыми подростками), Митя поднялся на ноги и отправился послушать, о чем рассказывает старлей.
Доклад лейтенанта не особенно отличался по сути, разве что акценты в нем были другие. Много раз звучало красивое слово «гермодвери», явно прямиком из какой-нибудь компьютерной игрушки. Примерно такое же сильное впечатление произвел на него пострадавший водитель, которого вроде нельзя оказалось достать из-за решетки. Но и постапокалиптические лейтенантовы теории, и судьба запертого водителя оставили капитана одинаково равнодушным. Слушал он невнимательно и перебил юного подчиненного довольно быстро, схватил за плечо и развернул к пустому заднему сиденью патрульного автомобиля.
– Сбежал, сука, – сказал он свирепо. – Ты смотри, а? Сбежал. Башку нам с тобой оторвут за него на хрен.
Лейтенант осекся на полуслове и заморгал. Насильственное возвращение к реальности его совсем не обрадовало.
– Ну, может, объявить как-то? – спросил он погасшим голосом. – Куда ему тут бежать-то, он же в наручниках. Передадим по рядам, наверняка его видел кто-то…
– Охренел? – прошипел капитан. – И чего ты объявишь – сбежал опасный преступник? Они и так уже тут все на ушах, ни слова никому, понял? Сами разберемся.
И тут он заметил Митю, умолк и снова принялся наливаться кровью.
– А что он натворил-то? – спросил Митя как можно нейтральнее. – Этот ваш преступник.
– Чего надо, то и натворил, – неприязненно сказал капитан. – Тайна следствия.
Прислушавшись к себе, Митя понял, что побег человека в наручниках нисколько его не тревожит. В ушах приятно шумело «Жигулевское», и все казалось нестрашным и далеким: бетонные ворота, и недавняя паника, и даже мертвый мотоциклист, который остался лежать у въезда. А вот раздутую жабу в форме как раз ужасно хотелось позлить.
– Нет, ну если он действительно опасен, – спросил он, старательно тараща глаза, – нам, наверное, надо знать?
– Вам, – раздельно сказал капитан, – надо вернуться к своей машине. Сесть на место. И не мешать людям работать.
И Митя сочинил уже было следующую реплику, просто чтобы посмотреть, до какого оттенка способна потемнеть жабья физиономия, но в эту самую секунду в разговоре появился новый участник – затянутая в темно-синий костюм чиновница из Мерседеса. Она отодвинула старлея, встала прямо перед капитаном и спросила:
– Вы здесь старший? Пойдемте со мной, с вами хотят поговорить.
В этот раз инстинкты почему-то капитана подвели и угрозы он не почуял, как не заметил и трепета, в который появление бесцеремонной незнакомки повергло его молодого напарника. Он расслабился, встал поудобнее и выпятил живот.
– Слушайте, дамочка, – начал он небрежно, как будто продолжая разговор с мамашей-Пежо. – А не пошли бы вы, к примеру…
Старлей позади него вздохнул и прикрыл глаза. Митя восторженно замер и приготовился смотреть, как толстяка сейчас будут разделывать на куски. Но ничего такого не случилось. Женщина-Мерседес не разгневалась и недоразумением наслаждаться не стала. Она вытащила из-за пазухи аккуратное удостоверение в красной обложке, сунула сердитому полицейскому под нос и скомандовала сухо:
– Быстро, капитан. Нет времени.
Что именно было написано в красной книжечке, ни Митя, ни старлей разглядеть не успели, а вот капитан увял и помрачнел еще сильнее. Но даже после этого, как ни удивительно, сдался