- А ты выйти не хочешь?

- Михайловский, ты чего стесняешься? Как совать мне его в ротик так ничего, а как писать так стесняшка, - усмехнулась я, вставая под душ.

- Я тебе его в ротик не совал, - язвительно сказал Лёша.

- А хочется, не правда ли? - проказливо улыбнулась я.

- Василиса!

Я закатила глаза, закрыла шторку.

- Я сейчас водичку включу, и твоё журчание совсем слышно не будет, - усмехнулась я.

- Ты невыносима! А если я по большому?

- Так, а что? Подумаешь попукаешь немножко, ты главное освежитель воздуха не жалей, а то я тут моюсь, - поучительно сказала я, настраивая воду.

- Невыносимая, - пробурчал Лёша.

Через пару минут я услышала журчание. Молодец, справился со смущением и облегчился. Уважаю прям! Я бы так не смогла, выгнала бы точно.

***

Помывшись, я, наконец-то, покинула обитель ванной и уступила ее в полное распоряжение Михайловскому. Он с утра что-то не в духе, дуется, что ли из-за языка? Ай я яй, нужно исправлять, умаслить мужика. А что может его умаслить? Правильно, сытный завтрак! Я решительно направилась на кухню, вытащив яйца, помидор и колбаску, приступила к готовке.

Когда Лёша вышел из ванной, по всей квартире стоял туман и невыносимый запах гари. Ох, ведь не просто так не готовлю, ой не просто так. Поэтому и перешла на правильное питание: заказала или сварила в водичке, и нет проблем. Ни жарить, ни тушить - у меня со всем этим проблема, и даже комплексы большие, что я за женщина такая? Вот именно в таком состояние и нашёл меня Лёша. Я сидела за столом, рядом стояла пригоревшая сковородка, слезы лились в три ручья.

- Зайчонок ты что? Обожглась? - обеспокоенно спросил Лёша, осматривая меня с ног до головы.

- Нет.

- Тогда почему ты плачешь?

- Я плохая хозяйка, я не умею готовить, - ответила я и снова заплакала.

- И?

У меня даже слезы пропали.

- В смысле «И»?

- В прямом, как будто ты раньше этого не знала, - закатил глаза Лёша.

- Это сейчас обидно, - неуверенно сказала я.

- Тут не на что обижаться, я знаю тебя не один год и готовка просто не твоё, так зачем мучиться, славу богу я хорошо зарабатываю, можно есть в ресторане, заказывать еду, в конце – концов, я могу сам готовить, - сказал Лёша, вытирая мои слезы.

- А ты меня накормишь? - спросила я.

А что? Если он предлагает, я не буду отказываться.

- Накормлю, только прошу, помой сковородку, или давай её сразу выкинем, - улыбнулся Лёша.

- А так можно? - я с обожанием посмотрела на Лёшу, скажи, пожалуйста, что мы её выкинем

- Думаю, что нужно - усмехнулся Лёша, убирая со стола сковородку. Слава Богу!

Он пошёл по квартире открывать окна, а я сидела довольная собой. Хорошо когда тебя принимают такой, какая ты есть.

***

После того, как меня накормили вкусным и сытным завтраком, я лениво поедала колбаску, и пила зелёный чай.

- Как быстро ты перешла с правильного питания, - усмехнулся Лёша, наблюдая как ещё один кусочек колбаски устремляется в мой рот.

- Ты меня упрекаешь? - нахмурилась я, наслаждаясь вкусом колбасы, жирной калорийной, м-м-м.

Только все равно спортом нужно заниматься, а то я быстро наберу вес.

- Нет, просто вспомнил, с каким ты независимым видом поедала свою капусту, - рассмеялся Лёша, а я просто добродушно улыбнулась.

- Я могу воспользоваться спортзалом, который находится на нашем этаже? - спросила я, вымыв за собой кружку.

- Да, это же Кир для себя сделал, поэтому можешь пользоваться, я тоже могу составить тебе компанию.

- Давай лучше по очереди, - усмехнулась я.

- Почему? - спросил Михайловский, медленно двигаясь в мою сторону.

- Потому что я ещё не надумала, - улыбнулась я.

Лёша подошёл ко мне и усадил на стол. Я не противилась, а ждала дальнейших действий.

- Зайчонок, - протянул Лёша, погладив меня по щеке, затронув большим пальцем мою нижнюю губу.

- Что? - прошептала я и поймала палец Лёши зубами, прикусив, я облизала его, и глаза Михайловского стали цвета тёмного шоколада.

Любимый плотоядно улыбнулся и медленно осмотрел меня с головы до ног, одной рукой он нежно поглаживал мою шейку, распространяя по всему моему телу импульсы желания. Вторая рука, сначала слегка погладила мою коленку, и стала медленно подниматься по бедру, я учащённо задышала и закрыла глаза, наслаждаясь ласками Лёши.

- Ты сейчас так красива, растрёпанные волосы, влажные губы, лицо, отражающее удовольствия от моих манипуляций с твоим телом, твёрдые соски, жаждущие моего прикосновения, влажная киска, - шептал Лёша, погладив мою киску сквозь трусики. - Я мог бы сейчас встать на колени и вылизать тебя, потом поставить раком и трахнуть, так чтобы потемнело в глазах, - продолжал шептать Михайловский.

Я ещё больше возбудилась и начала постанывать, как руки и тепло Михайловского исчезло. Я медленно открыла глаза, посмотрела на Лёшу, на его лице была такая мука.

- Ты можешь сказать, что только моя и получишь все, что я сказал, даже ещё больше, - хрипло произнёс Лёша.

Я сидела на столе с расставленными ногами, учащённо дышала и ждала до боли только его, но так просто я не могу дать ему в руки все тузы, поэтому с моих губ с лёгкостью слетело слово:

- Нет.

Михайловский закрыл глаза и глубоко вздохнул через нос. Выдохнув, он открыл глаза, последний раз окинул меня страстным взглядом и вышел из кухни.

Я услышала, как в ванной комнате зажурчала вода, кто-то пошёл принимать холодный душ. Проказливо улыбнувшись, я слезла со стола и пошла в сторону спальни, менять свои трусики. Нет, с этим Михайловским я не успеваю их менять и стирать, сколько можно. Хотя-я-я-я, я готова менять свои трусики до конца жизни, если он так будет меня доводить, а потом трахать до безумия.

Представив, что ждёт меня в конце нашей войны, или можно сказать поединка я блаженно улыбнулась и замурчала мотив любимой песни. Так интимные салфетки, новые трусики, красивый строгий костюм, высокие каблуки, пучок на голове, который выглядит неряшливо, но все это господа тонкая творческая работа одной ленивой особы, не хочу мучиться с волосами.

Хмыкнув, покрутившись перед зеркалом, я вышла в коридор и встретила Михайловского, собранного в деловом синем костюме, он был задумчив и серьёзен.

- О чем задумался старче? - усмехнулась я.

- Что будет со мной, когда ты забеременеешь? - задал риторический вопрос Лёшенька.

Ох, милый, поживем, увидим, но если