Ты хоть понимаешь, — Колдера трясло от ярости, — что из-за паршивой овцы вроде тебя позор ляжет на весь род Грэнвиллов?
О реальных последствиях он старался даже не думать: нужно было быть святой, как Мифэнви, чтобы, живя под одной крышей с одиноким молодым мужчиной, не навлечь на себя сплетен и кривотолков. Ему хотелось схватить эту грязную мерзавку за волосы и выставить вон, прямо вот так, в ночь.
Теперь-то я понимаю… — печально протянула Латоя, утыкаясь носом в худенькое пахнущее корицей и ванилью плечо Мифэнви. Та лишь покрепче обняла кузину и погладила её по спине.
И надеюсь, ты осознаешь, что не можешь больше оставаться здесь ни минуты, — решительно сказал хозяин Глоум Хилла. — Я позову дворецкого, попрошу, чтобы он сопроводил тебя к подъёмнику и помог найти экипаж.
О нет! — она рванулась из объятий Мифэнви и бухнулась на колени перед Колдером. — Кузен, прошу, умоляю, не прогоняй меня! Мне некуда идти! Даже родная мать теперь не хочет меня видеть! Прошу!
Мифэнви, взволнованная и потрясённая, была в шаге от того, чтобы последовать её примеру.
Колдер, я тоже прошу вас, не прогоняйте бедняжку, — испуганно пролепетала она, готовая принять на себя всю тяжесть его гнева.
Колдер глубоко вздохнул, ему требовалось прилагать нечеловеческие усилия, чтобы сохранять хладнокровие, и не пнуть стоящую возле него на коленях белокурую женщину.
Мифэнви, — сказал он, как можно спокойнее, хотя сам звук её имени уже лишал его почвы под ногами, — я тоже прошу вас проявить благоразумие. Если она останется — о вас же начнут тоже говорить чёрти что.
Я не боюсь пересудов! — вскинув голову, проговорила леди Грэнвилл.
А вот я боюсь! — прокричал лорд Грэнвилл. — И не допущу, чтобы ваше честное имя трепали по ветру, из-за того, что эта… дрянь… перемазала вас своей грязью!
Латоя завыла и ещё сильнее вцепилась в его колени.
Колдер, не злитесь… Есть возможность всё уладить, — почти радостно проговорила Мифэнви, — письмо батюшки, вы забыли, я могу уехать… Слухи в нашу глушь доходят медленно — поэтому никто и не узнает, была ли я здесь, в день прибытия Латои или нет.
Колдеру в её словах чудилось прощание, и хотелось самому ползти за ней на коленях, выть и умолять остаться… Но он понимал, что сейчас это единственный выход.
Но тогда вам придётся уехать насовсем, — упавшим голосом произнёс он.
Что вы, здесь же могила Пола! Я обязательно буду её навещать!
Пол похоронен внизу, на церковном кладбище. Вам незачем будет подниматься в Глоум Хилл. Голос его звучал всё глуше. Латоя, по — прежнему, не отпускала.
Я ведь буду знать, что здесь меня ждёт дорогой друг…
Латоя вдруг вскочила, словно напрочь забыв о недавней сцене, и воскликнула:
Всё можно решить куда проще. И тогда Мейв не придётся уезжать навсегда.
Меня пугают твои простые решения, — честно сказал Колдер.
Не бойся, Колди, ты просто должен жениться на мне… Мир дрогнул и разлетелся на мириады осколков…
Лондон, Хэмпстед, 1878 год
Через полтора часа Джози Торндайк спустилась в холл. На ней было элегантное кремовое платье, оттенённое нежно — розовым кружевом, изящная шляпка с розанами и перьями и светлые перчатки. В руках она сжимала изящный ридикюль, расшитый драгоценным бисером. Турнюр и шлейф делали её похожей на паву, сложившую свой роскошный хвост. Она остановилась на нижних ступеньках лестницы, опираясь на перила и чуть изогнувшись в талии.
Ричард замер, в который уж раз завороженный утонченной красотой и грациозностью своей жены. Несколько секунд он любовался ею, затем подошёл, обнял за талию и приник к её губам. Как всегда он целовал её властно и дерзко, исследуя языком каждый уголок её рта. Джози прикрыла глаза, и густые тени от длинных ресниц заплясали на её щёчках. Она положила ладошки на плечи Ричарду и переживала о том, чтобы в своём порыве он не измял платье и не испортил причёску.
Наконец, он оторвался от сладостного плена её губ, и Джози встретилась с его сияющим взглядом: сейчас, когда она стояла на ступеньках, их лица были на одном уровне. Очки в тонкой серебряной придавали его взгляду невинность, а ресницы добавляли лучистости. И Джози, к своему удивлению, почувствовала лёгкое головокружение, утопая в невозможной синеве этих глаз. Она даже покачнулась, и ему пришлось подхватить её.
Однажды, — прошептал он ей на ушко, бережно, как фарфоровую статуэтку, опуская на пол, — я окончательно сойду с ума от вашей красоты… И что вы тогда будете делать со мной?
Хм… — она показательно задумалась, приложив пальчик к губам, — скорее всего… тотчас же сдам в Бедлам. И попрошу, чтобы вас посадили на цепь, как особо опасного.
Радость тут же сползла с его лица.
Порой, я нешуточно боюсь вас, любовь моя, — проговорил он, поспешно опуская глаза, чтобы она не уловила мелькнувшей в них муки.
Она фыркнула, как рассерженный котёнок:
Могли бы и похвалить меня! Ведь я ответила вам в вашей любимой манере, когда не поймешь — смеётесь вы или всерьёз!
Вот уж воистину убийственный сарказм! — с этими словами он взял её за руку и повёл к двери.
На улице люди оглядывались им вслед и перешёптывались. Виданное ли дело — прилюдно держаться за руки! Джози злилась: вечно он позорит её! Почему нельзя вести себя как все! Неужели он не понимает?! Сказано, не светский и не джентльмен!
Хорошо, хоть лавка, куда он её вел, оказалась лишь в паре кварталов от их дома. Она располагалась в цокольном этаже одного из особняков Хэмпстеда, и почти не бросалась в глаза из- за плюща, что живописно раскинулся по стене.
Прошу вас, миледи, — Ричард открыл дверь и пропустил Джози вперёд, слегка поклонившись.
После яркого света дня полумрак лавки заставил Джози потереть глаза. Оглушённая тишиной, она почувствовала, как муж аккуратно притворил за собой дверь, потом, подойдя сзади, обвил рукой её тонкий стан.
К ним навстречу тотчас же выскочил владелец лавки, представившийся Гастоном Ленуа. Месье Ленуа был мал ростом и худ, как жердь, а оставшиеся волосы смешно топорщились вокруг яйцеподобной лысины.
О, богиня удачи сегодня благоволит ко мне, раз в мою скромную обитель залетела столько редкая пташка, — проговорил он, расшаркиваясь. Джози протянула ему свою изящную ладошку и француз, склонившись, дерзко поцеловал её чуть выше линии перчатки. Джози вспыхнула, Ричард недобро прищурился. — Мадам, прошу простить меня, но ваша красота напрочь лишает мужчин здравого смысла, ваш супруг не даст соврать.
Прекрати паясничать, Ленуа, — холодно произнёс Торндайк, с явной неохотой отпуская жену. — Мы к тебе по делу.
Ну так что же вы стоите в дверях! Проходите, я всегда рад таким гостям! — Ленуа поклонился, приглашая их внутрь.
Джози никогда не посещала подобные лавки, поэтому сейчас рассматривала предметы с детской восторженностью.
На прошлой неделе ты