Открытие этого бога поставило заново вопрос о наименовании финикийцев сидонянами, об упоминании Сидона как первородного сына Ханаана и вообще о названии этого финикийского города, эпонимом которого может выступать Цид[106]. У Малалы (Chron. III, 69) сохранилось интересное сообщение, которое, хотя и в искаженном виде, могло восходить к древним финикийским сказаниям[107]: некий Сид, сын Египта, во времена Авраама стал основателем Сидона[108]. Подчеркивание роли Цида, с одной стороны, как спасителя Мелькарта, а с другой — его спутника отражает, видимо, сложные взаимоотношения Тира и Сидона. Таким образом, нет основания утверждать отсутствие в Сидоне культа Мелькарта во II тыс. до н. э. и по этой причине отвергать храмовую традицию, возводящую к столь отдаленным временам начало финикийской колонизации.
Необходимо заметить, финикийцы в заморских землях основывали не только храмы Мелькарта. На Кифере это был, как мы видели, храм Астарты. По Плинию (XVI, 216), храмом, основанным одновременно с городом Утикой, был храм Аполлона, которого исследователи обычно отождествляют с Решефом[109]. Выдвижение Решефа вместо Мелькарта, по-видимому, объясняется условиями создания Утики, куда, по решению тирийцев, была отправлена молодежь (Iust. XVIII, 4, 2). Воинственный бог[110], он вполне мог подходить к роли божественного покровителя такой беспокойной и динамичной части населения, как молодежь.
Вторую группу наших сведений о начальной стадии финикийской колонизации составляют сообщения, в которых храм или вовсе не упомянут, или упомянут вскользь, как известная данность. Ничего о храме не говорят мелосцы, отмечая лишь существование своей общины в течение 700 лет. Ради торговли, как отмечает Фукидид (VI, 2,6), поселились финикийцы на Сицилии и близлежащих островках. Диодор (V, 20, 1-2) пишет, что в надежде на большие богатства финикийцы устремились в Океан и основали на европейском побережье Гадес, в котором среди прочего находился и великолепный храм Геракла (Мелькарта). Совершенно молчит о храмах Веллей Патеркул, говоря об основании Гадеса и Утики тирским флотом, бывшим тогда сильнейшим в мире, и приводя датировку на 80 лет более позднюю, чем Мела, упоминающий об основании храма. Только о создании города, а не храма, сообщает Псевдо-Аристотель. Последний, говоря об основании Утики, ссылается на «Финикийские истории». Так как время основания этого города отсчитывается от даты создания Карфагена, можно полагать, что эти «истории» были произведением карфагенских авторов. Возможно, что это была одна из тех «Пунических историй», которые упоминает Сервий (Ad. Aen. I, 343, 378), ссылаясь при этом на Ливия. Известно, что в Карфагене существовала довольно обширная литература, хранившаяся в библиотеках, которые затем были переданы африканским царям (Plin. XVIII, 22)[111]. От одного из них, нумидийского царя Гиемпсала, узнал о «пунических книгах» Саллюстий (lug. 17, 7), откуда он почерпнул сведения о ранней истории Африки и истории финикийской колонизации, включая ее мифическую предысторию.
Источники Веллея Патеркула определить достаточно сложно. Одним из них, очень вероятно, был Непот[112]. С другой стороны, Непот, несомненно, знал произведения Сосила и Силена, верных спутников Ганнибала (Nep. Han. 13). У этих авторов Патеркул мог позаимствовать собственно финикийскую традицию. Последнее подтверждается и другими соображениями. Страбон (XVI, 2,22) замечает, что хотя поэты больше трубят о Сидоне, а Гомер и вовсе не упоминает Тир, колонии, высланные в Ливию и Иберию и даже по ту сторону Геракловых Столпов, воспевают больше Тир. Финикийская колония по ту сторону Столпов — несомненно, Гадес. Какие колонии подразумеваются под иберскими и ливийскими, точно не известно, но среди них могут быть и Карфаген, и Утика. Воспевание же Тира ясно ощущается в словах Патеркула, прославляющего морскую мощь тирийцев.
Сам Страбон неоднократно упоминает древнейшие финикийские плавания на далекий Запад и основание ими там городов, в одном месте (I, 3, 2) датируя их временем несколько позже Троянской войны. При этом он в данном случае ничего не сообщает ни о храмах, ни о велениях оракула, и это создает впечатление, что он использовал другой вариант предания, отличающийся от рассказа об основании Гадеса. Поскольку во всех этих случаях речь идет о возведении городов, это направление в предании можно назвать «городским».
«Городская» традиция, как кажется, противостоит храмовой. Порой они придерживаются даже разных датировок. Так, в случае с Гадесом храмовая традиция относит создание храма ко времени Троянской войны, т. е. около 1184 г. до н. э., а «городская» — к восьмидесятому году после падения Трои, что косвенно подтверждается, как уже говорилось, датой создания Утики по Псевдо-Аристотелю. Означает ли это, что храм действительно возник на несколько десятилетий раньше города? В принципе в этом ничего невозможного нет. Храмы могли быть своеобразными опорными базами и ориентирами в морской торговле, они давали гарантию божественного покровительства и, следовательно, какой-то, пусть даже иллюзорной безопасности купцам, сюда прибывавшим[113]. Возможно, что на Фасосе, например, вообще не было городского поселения, а богатства этого острова разрабатывал сам храм. С другой стороны, однако, Страбон (III, 5,5) говорит об одновременном основании города и храма, то же впечатление можно вынести и из слов Диодора (V, 20,1). На это можно возразить, что финикийцы до основания Гадеса, очевидно, посещали Испанию неоднократно, а Страбон свел все это к трем путешествиям. Но некоторые сомнения вызывает дата Мелы.
Прежде всего она противоречит всем остальным известным датировкам первого этапа финикийской колонизации, о которых говорилось выше. Если обратиться к метрополии, то существовала традиция, в соответствии с которой Тир основали сидонцы, бежавшие из своего города, разрушенного аскалонитами, за год до Троянской войны (lust. XVIII, 3,5), т. е. в 1195 г. до н. э. Эта традиция подтверждается Иосифом Флавием (Ant. Iud. VIII, 3, 1). Хотя Тир, несомненно, существовал задолго до этого времени, совпадение дат не может быть случайностью. Видимо, в это время произошло весьма важное событие в истории Тира, которое позволило отнести его основание именно к этому времени. По-видимому, появление традиции об основании Тира в начале XII в. до н. э. надо связать с переселением туда сидонцев и их стремлением поставить себя, по крайней мере, вровень со старым гражданским коллективом Тира[114]. А это должно было потребовать все же значительного времени. Так что трудно представить, что уже через десять лет тирийцы сумели основать храм