– А почему Татарин? – спросил Сильвестр, вставая и отряхиваясь после своего позорного падения.
– Порода у него больно мудрёная. Умные, добрые, а главное, хозяина защищают до последней капли крови. Мне его маленьким щенком девица одна привезла из Татарстана, за помощь мою. Говорит, такого щенка днём с огнём не найдёшь, ценятся очень. Думаю, она много за него отдала, понимала, что деньгами я не возьму, а от него отказаться не смог. Вот только породу забыл, да и не надо мне оно, друг он и есть друг, а какого происхождения, не важно. То как у людей, так и у собак.
– А что же ваш сторож на меня еще у калитки не накинулся? – спросил Сильвестр, полностью придя в себя, но по-прежнему осторожно поглядывая в сторону псины, которой он, к слову, стал полностью безразличен.
– Так на охоту он ходил, только вернулся, бегает в лес зайцев ловить, развлекается. – Дед с нежностью посмотрел на пса. – Уже не знаю, что со шкурами-то и делать, может шубу к зиме справить?
– Так он из дому вышел, какой лес? – возмутился Сильвестр, точно пытаясь поймать старика на вранье.
Слишком у него всё сказочно получалось – и мопед работает, да так, что до города и обратно и даже не рассыпается по дороге, и собака сама зайцев в лесу загоняет.
– А ты вообще кто такой? – опомнился старик. – Пришёл тут, вопросы задаёт.
– Я преподаватель и руководитель группы студентов, которые сейчас участвуют в интеллектуальных студенческих играх. Они проходят на турбазе по соседству. Вы вчера рано утром нашли моего студента.
Старик перестал возмущаться, вздохнул и сел на лавочку.
– Дверь у меня на заднем дворе, в нее Татарин и зашёл. Через лесную калитку бродит, сподручнее ему, вышел – и сразу в лесу, – сказал старик словно бы невпопад, но Сильвестр понял, что тому надо подумать.
– Вы поймите, я точно знаю, что Влад не мог утонуть. Он не умел плавать и никогда бы не пошёл на Чёрное озеро, да еще и так рано. Конечно, я не забираю хлеб у полиции и не собираюсь проводить полноценное расследование, но мне необходимо понять, что произошло тем утром. Конечно, молодость, могла где-то кровь взыграть, но они все у меня хорошие ребята.
– Да уж, хорошие… – вздохнул дед. – Твои хорошие такую кашу заварили, что уж и не знаю теперь, как расхлёбывать. Полиции я ничего рассказывать не стал, подумал, своими силами разберёмся. Но что-то и мне уж боязно, что пока эти свои силы приедут, может произойти неизбежное.
Сильвестр молчал, стараясь не спугнуть искренность старика, одновременно с этим у него по спине бежал уже готовый накрыть его страх. Значит, все-таки он не ошибся, все-таки это не простой несчастный случай.
– Давай так, – сказал старик, словно решившись на что-то. – Я сейчас заварю чай смородиновый, у меня такое чудесное варенье из шишек есть, пальчики оближешь, мы сядем с тобой на поляне и спокойно всё обдумаем. Ты же мне пообещаешь полиции пока то, что я тебе расскажу, не докладывать, а мне помочь разобраться. Возможно, и решим всё миром, раз они у тебя хорошие. Есть у меня одно предположение.
– На поляне? – переспросил Сильвестр и стал оглядываться.
– Вон там, под грушей у меня стол и лавочки, я это место поляной называю. Там и говорить будет спокойнее, и чай пьётся замечательно.
Когда старик скрылся в доме, Сильвестр уселся на лавочку на импровизированной поляне и стал ждать.
«Хуже всего на свете – это дожидаться и догонять», – писал в «Тихом Доне» Шолохов, и Сильвестр был не совсем согласен с классиком. Догонять не так сложно. Когда ты догоняешь, ты видишь спину бегущего впереди, цель, конечную точку. Когда же ждёшь, данные понятия отсутствуют, и психика постоянно напрягается от того, что ты не понимаешь, когда, сколько еще надо ждать, а вдруг бесконечность? А это понятие наш мозг не может осознать и начинает искать ему замену, поэтому при ожидании возрастает тревожность.
Понятие Вселенной, вечности, слова «никогда» или «всегда» – это лишь слова и ничего больше. Человеческий разум так устроен, что защищает своего владельца от сумасшествия, мозг знает, что у всего есть начало и конец, и так по кругу.
Сначала Сильвестр подумал, что это всего лишь его ощущения, что прошло слишком много времени, но когда солнце полностью село за горизонт, оставив лишь блики на сонном небе, а в доме у старика так и не загорелся свет, то ощущение переросло в уверенность.
Сильвестр решил зайти в дом и найти хозяина. Вдруг тому стало плохо? Помня про собаку, он очень аккуратно наступал на скрипучие половицы. Из небольших сеней Сильвестр попал в горницу, в которой была печь. Горница оказалась проходной, она выходила на веранду. В сумерках Сильвестр увидел сидящего на стуле спиной к нему хозяина, и Татарина, уютно расположившегося у его ног.
– А я вас на поляне жду, – сказал Сильвестр громко, и это почему-то прозвучало зловеще в тишине комнаты.
Татарин лишь лениво повернул в сторону вошедшего голову и, видимо, не увидев для себя ничего интересного – отвернулся.
Сильвестр подошёл к старику и увидел безжизненные глаза, открытые навстречу вечности. То, что старик был мёртв, не вызывало никакого сомнения – Сильвестр уже видел такие глаза, тогда, когда страх пришёл к нему в первый раз. Да что там, тот страх до сих пор был с ним, он усевшись к нему на плечи в прошлом, так и катился всю жизнь как ребенок на спине своего папы, радостно подгоняя.
На мгновение глаза старика напомнили Сильвестру глаза, которые он видел каждый день во сне, и Сильвестр бросился бежать. Он не отдавал себе отчёта, зачем и куда он бежит. Впереди была не дорога, а чернота и пустые глаза, смотрящие в вечность. Возможно, он мог бы бежать так еще долго, но в лицо ударил резкий свет, и удар в бок отбросил его в кусты.
Сознание решило, что это избавление, и заставило мозг выключиться одним щелчком, как выключают в комнате свет.
Глава четвертая. Полина
– Ну, Васильевна, ты, конечно, тот еще водитель, – произнёс в образовавшейся после столкновения гробовой тишине Вовка и тяжело вздохнул: – Ну что, примем на веру, что это была прекрасная лань, и поедем дальше или все же пойдём посмотрим, кого убили? – спросил он у замерших Полины и Герасима.
– П-п-почему сразу убили? – заикаясь спросила Поля, пытаясь оторвать руки от руля. – М-может, всё еще обойдётся.
– Оптимистка ты, Васильевна, – усмехнулся Вовка и открыл дверцу машины.
В свете фар пострадавшего не было видно, видимо тело отбросило в