Дорина посадила меня на почетное место во главе стола — рядом с чугунком, благоухающим рыбным супом из настоящей рыбы, а не из консервов, какой обычно наскоро я гоношила себе, экономя время и деньги. Чада и домочадцы быстро расселись: юркнули на свои места ребятишки, чинно опустился хозяин дома, хозяйка разлила суп и тоже присела на лавку.
Глиняная тарелка, расписанная чуть кривоватыми колокольчиками по ободу, щедро наполнилась супом до краев. Прежде чем я успела вякнуть, что столько ему не съесть, он еще маленький, Фаль хищно облизнулся. Да уж, пожалуй, лучше не торопиться с выводами, при неуемном аппетите сильфа хорошо если нам не придется просить добавки.
Я осторожно отправила в рот первую ложку, по этому знаку вся семья приступила к еде. Фаль слетел с моей руки и присосался к нашей тарелке, зависнув, как колибри над цветком.
«Если бы, — подумала я, следя за быстро понижающимся уровнем супа, — колибри жрали столько, сколько мой мотылек, они бы от ожирения не то что летать, ползать не смогли бы».
Тушеную в сметане рыбу и пареные овощи, чем-то похожие на репу и картошку одновременно, Фаль ел с не меньшим энтузиазмом, чем суп, впрочем, негодник все-таки оставлял мне достаточно для того, чтобы ближе к концу трапезы я чувствовала себя предельно сытой.
Олесь и Полунка так вылупились на стремительно исчезающую из моей миски еду, что почти забыли об обеде и о распоряжении матери не лезть к магеве с вопросами. Паренек не вытерпел первым и спросил громким шепотом, когда Дорина отошла к печи за медовыми пирогами:
— Госпожа магева, а что это оно у вас так — само? А?
Пожалев умирающих от любопытства, слепых к магическим сущностям ребятишек, я пояснила:
— Нет. Само по себе ничего в мире никогда не происходит. Все, парень, имеет и причину и следствие. Еда не исчезает бесследно, она умещается в животе моего волшебного приятеля. А вот как в него все это влезает, — я развела руками, — не знаю!
Совершенно очарованные подростки захихикали, а девчушка спросила:
— И много ваш спутник съесть может?
— Не проверяла, — улыбнулась детям в ответ и подмигнула. — Такого количества еды у меня под рукой пока не находилось.
— Ну что ты смеешься, о, Оса?! — оторвавшись от тушеной рыбки, укорил меня оскорбленный Фаль, обсасывая косточку. — Когда же стоит есть, как не тогда, когда еда вкусна и ее предлагают от всего сердца?
— Уел, — тихо скаламбурила я, потянув носом аромат ягодного пирога. Сильф тоже перестал вещать о своем скромном по меркам народа духов аппетите и сделал стойку на десерт.
Впрочем, и мой нос непроизвольно задвигался. Не часто доводится есть сдобу сразу из печи, а та халтурка, которая в супермаркетах творится из скороспелого теста — не в счет, вот Фаль ее небось и есть не стал бы, а если бы сожрал от любопытства, в мире стало бы одним сильфом меньше.
Пироги не только пахли одуряюще, они — пышные да сдобные — еще и таяли во рту. Чистая амброзия! Благо мой желудок всегда спокойно относился к соседству рыбы с напитками животного происхождения, поэтому запивала я сладкое парным молоком. Вкус, знакомый по детству в деревне!
Домашние Дорины, пусть и избалованные стряпней хозяйки, тоже лопали с аппетитом, однако успевали еще и вопросы задавать. Переварив парочку моих ответов насчет незримого помощника, Полунка спросила, поерзав на скамье:
— А какой он, ваш спутник?
Я подавила проказливое желание пошутить, брякнув: «Большой и толстый, потому как в еде меры не знает!» — такого предательства самолюбивый мотылек точно мне не простил бы, и важно изрекла:
— Он сияющий, изящный, очень красивый.
— Полуника, нам нельзя такие вопросы задавать! — строго промолвила Дорина и попросила меня, почти загнав дочь, а заодно и шустрого сына, под стол суровым взглядом: — Вы уж простите ее, магева Оса, несмышленую, совсем ума лишилась, о волшбе расспрашивать стала!
Я только кивнула, принимая извинения, сама же слушала Фаля, гордо напыжившегося после комплимента. Мотылек воспарил к моему лицу и гордо затарахтел, трепеща радужными крылышками:
— Кто красивый, изящный и сияющий? Я? Да, я такой! Я самый красивый, изящный и сияющий из всех сильфов! Тебе, магева Оса, очень повезло!
Видно было, что Фалю безумно приятно слышать о себе такие слова. Прежде чем вернуться к пирогу с вишней, он даже потерся крылышками о мою щеку.
Все хорошее, а тем более вкусное, рано или поздно заканчивается. Эту аксиому я усвоила с детства, а потому не слишком огорчилась, когда не без усердной помощи сильфа ягодные пироги кончились скорее рано, чем поздно, и обед подошел к концу. Дорина осталась убирать со стола вместе с Олесем, а Торин и Полунка, именуемая Полуникой лишь в минуты материнского недовольства, провели меня в комнату девчушки. Из горницы дверь вела в небольшой коридорчик с тремя дверями. В просторном доме Торина нашлось место и для родительской комнаты, и для отдельных комнат паренька и девушек. На широкую ногу жили здешние селяне.
Я не стала корчить из себя всемогущую избалованную стерву и вежливо убедила гостеприимных хозяев, что прекрасно умещусь в одной комнате с Полункой, ведь мы обе, скажем прямо, не такие уж и толстые. Может, моему имиджу всемогущей чародейки это и повредило, зато я чувствовала, что поступаю правильно. Мне всегда было наплевать на то, что подумает кто-то, самым главным я считала собственное удобство, не комфорт (хотя он тоже приветствуется, я ведь не аскетка), а именно внутреннее удобство, которое совсем не всегда совпадает с внешним. Вот такая я бракованная, но и пусть, зато так жить куда веселее, чем поступать по правилам, писаным и неписаным, в полном соответствии с ожиданиями публики.
Торин смущенно крякнул, но спорить со мной не стал. Зато Полунка едва не лопнула от восторга: шутка ли — ей доведется ночевать вместе с магевой! Оставив хозяина за порогом, мы с девчушкой вошли в комнату. Весьма миленькую, между прочим. Две кровати, сработанные, как похвасталась моя соседка, отцом, пара добротных ларей с одеждой, украшенных нехитрой резьбой, лавка у окошка составляли основную меблировку помещения. Имелось даже нечто