Так мы и ползли по скользкой дороге, как мухи по липкому стакану. Я впереди, она за мной. Я не оборачивалась, да и девчонка сосредоточилась только на своих ногах. Навстречу нам шли люди, и образ получеловека-полумедведя переставал пугать, растворялся в первых солнечных лучах. Я даже зевнула и на секунду забыла о своей спутнице, но потом снова вспомнила и спросила, когда мы добрели до светофора:

– Ну и чего?

Она вскинула на меня глаза. Серьёзные, светло-голубые, а ресницы тёмные, как накрашенные.

– Что – чего? – тихо спросила она, и я увидела у неё на зубах пластинку.

Из-за неё она слегка шепелявила.

– Чего ты со мной идёшь? – спросила я. – Ты правда думаешь, что мы идём рекламировать зубную пасту?

Она покачала головой.

– Нет… я поняла. Что вы… так сказали… чтобы он там остался…

– Хорошо, что поняла, – подбодрила я её, – значит, крыша у тебя на месте.

Я думала её насмешить, но она неожиданно нахмурилась и отвернулась. Из-под шапки торчала светлая коса.

– А кто это был? – полюбопытствовала я.

– Не знаю… Он просто сказал: «Сядь сюда». Ну я испугалась и села с ним.

– Чего испугалась? – не поняла я.

– Ну, что он рассердится, если я не сяду.

– И что?

– Ну, кричать на меня начнёт. Ругать, – добавила она шёпотом, по-прежнему глядя в сторону.

– Ругать, – повторила я. – Всё-таки с крышей у тебя нелады. Протекает. Ладно. Всё хорошо, что хорошо кончается. Иди домой. Тебя, наверное, мама ждёт.

Тут она посмотрела на меня и помотала головой.

– Чего? – нахмурилась я, глянув на светофор. До зелёного оставалось двадцать секунд. Потом мне останется перейти дорогу и войти в подъезд моего дома.

– Я не могу туда.

– Почему? А, – догадалась я, – ты из дома сбежала?

Она кивнула.

– Ну ты даёшь! – восхищённо сказала я. – Я никогда дальше подъезда не уходила. Только скажу: «Всё, из дома ухожу!», мать сразу за мной бежит и извиняется.

Её лицо скривилось, будто я сказала какую-то гадость. Странная девочка, что и говорить.

– Короче, иди домой спокойно, – серьёзно сказала я, – они там наверняка уже с ума посходили и вполне готовы простить тебе всё. Ты из-за чего сбежала? Из-за двойки? Или тебя бьют дома?

– Как – бьют? – испугалась она.

– С какой ты планеты? – фыркнула я.

– Нет, я знаю, как бить можно, – торопливо прибавила она. – Но кто, кто меня бить может, у меня только мама с папой. Никаких злых тёток, никого…

– А почему ты сбежала из дома?

Она молчала. Загорелся зелёный.

– Ну пока, что ли, – сказала я.

– Подождите!

Она вдруг вцепилась в мой рукав.

– Зелёный! – сердито сказала я.

– Я не могу, не могу домой. Дома на меня стены наезжают.

– Чего? – опешила я.

И подумала: «Может, у неё правда с головой непорядок?» Мне на глаза попался автомобиль скорой помощи. Машина стояла на светофоре, мигалка выключена. Помахать им, что ли?

– Вы только не думайте, что я сумасшедшая, пожалуйста, – торопливо прибавила она, шепелявя ещё сильнее. – У меня нормальная крыша.

– Да? Только стены ходят?

– Вы издеваетесь!

– А что мне ещё делать? – разозлилась я. – Я тебя спасла от какого-то урода, а ты, вместо того чтобы поблагодарить меня и бежать к мамуле, держишь меня, как собаку на привязи, возле светофора и несёшь пургу про ходячие стены?!

Загорелся красный, машины тронулись.

– Ну спасибо, – пробормотала я, провожая глазами какой-то грохочущий драндулет. – Надеюсь, тебе тоже на работу через несколько часов и ты тоже не выспишься.

Она не отвечала. Я повернулась к ней. Она размазывала слёзы по щекам.

– Ну ёлки, – в сердцах сказала я. – Ну почему просто нельзя сделать доброе дело и пойти домой? Сделал добро, и тебе сразу на хвост связки консервных банок привязывают. Беги, мол, греми на здоровье!

– На какой хвост? – фыркнула она, потянув носом.

– На собачий, – сухо ответила я. – Не реви на холоде, щёки обморозишь.

– Мама так же говорит…

– Мама, – передразнила я её, – а где она, кстати?

– Дома… Спит.

– Это ты думаешь, что спит. На самом деле – волнуется. Давай-ка вот что… Как тебя зовут?

– Лиля. А вас?

– Неважно.

– Вы не скажете? – удивилась Лиля.

– Я не люблю своё имя, – покачала я головой.

– Почему?

– Если бы твоё имя означало «курица», ты бы его тоже не любила. Короче, давай я тебя до дома провожу, а ты про свои стены уже маме расскажешь. Это как бы её проблемы, понимаешь? У меня своих вагон.

– Я тебе верю, верю, – добавила я, увидев, что Лиля снова собирается разреветься, – просто эти задачки должны родители решать, а не я. Понимаешь? Где ты живёшь?

Она показала на дом через дорогу. На мой дом.

– А, так мы соседи, – сказала я, довольная, что не нужно идти провожать далеко.

Это было ошибкой.

– А можно… – прошептала Лиля.

– Нет, нельзя!

– Да нет, вы не поняли, я хотела спросить, а можно я на лестничной клетке возле вашей квартиры посижу? Если вдруг что, я постучу к вам… Мне ненадолго, мне нужно, пока… ну…

– Ты в своём уме? – всплеснула я руками. – Что ты такое говоришь?! Может, я – маньячка. Я тебе даже имени своего не сказала! Может, я тебя так хитро домой заманиваю. Может, зайдёшь ко мне, я на тебя наброшусь и… не знаю! Съем твоё сердце!

– Простите, – прошептала Лиля, подышала на ладони и потёрла их, согревая. – Я не хотела… Мне просто надо где-то посидеть.

Я закатила глаза.

– И ты думаешь, я бы позволила тебе сидеть возле своей квартиры? Дружок, я хочу есть и спать, а лучше просто спать, мне на работу через шесть часов, на очень непростую работу, до вечера на ногах. А домой я тебя не приглашу. Потому что твои родители не знают, где ты. Возможно, ищут тебя. Возможно, уже в «Фейсбуке» разместили твоё фото в красной рамке. «Разыскивается девочка…» А ты хочешь пойти ко мне домой. Чтобы меня в похищении обвинили?

Лиля молчала. С силой наступала на снег ботинком и смотрела на следы.

– Хорошо, – сказала я. – Ко мне можно. Но сначала позвони матери и предупреди об этом.

– Правда?! – поразилась она.

– Конечно. Звони!

Я ухватилась за эту мысль, уверенная, что ни одна мать в мире не разрешит ребёнку, который в шесть утра вышел из дома, «зайти к незнакомой тётеньке на пару минут». Надо будет обязательно уточнить, что эта гениальная мысль, «зайти на