Берест отвел ее руку:
— Нет, Ирица, я теперь здоров. Хватит уже со мной нянчиться.
— Мне не надо больше есть, — ответила Ирица. — А тебе надо. Потому что ты… — она подыскивала слова, чтобы ему объяснить… — как большой зверь.
— Какой зверь? — улыбнулся Берест.
Ирица ответила:
— Лесной тур, — и улыбнулась в ответ, вспомнив быстрого, грозного и красивого зверя.
После еды Берест до самого полудня упрямо колотил камнем по сочленению кандального браслета на своей руке. Он уже и боли в запястье не чувствовал, рука стала, как чужая. Останавливаясь передохнуть, он говорил:
— Есть одно дело, Ирица… На каменоломнях я своему товарищу слово дал. Надо выполнять. Его зовут Хассем. Может, видела, черный такой?
Ирица сидела рядом и молча смотрела на его усилия. Если бы полным сочувствия взглядом можно было помочь делу, браслет давно бы уже был сбит.
Услышав о Хассеме, она встрепенулась.
— Да, Вороненок…
В очередной раз дав рукам отдохнуть, Берест хмыкнул:
— Вороненок? А, похож!.. Он, может, тебе не понравился? — насторожился Берест. — Это зря. Он только с виду сердитый, твой Вороненок.
— Нет, мне показалось, он грустный. Не сердитый. Ты сказал, «товарищ». Это что?
— Ну… — Берест стиснул зубы и несколько раз успел садануть камнем по браслету, прежде чем придумал, как объяснить. — Как брат, только брата не выбираешь, а товарища, наоборот, ищешь и выбираешь среди всех.
Он сбил, наконец, браслет, поморщился, глядя на ссаженное в кровь запястье, и стал осторожно разминать пальцы.
— Сперва мы с Хассемом работали вместе. Знаешь, когда глыбу базальта выволокут наверх, ее там распиливают, чтобы она стала ровной плитой. Я и другой пильщик вдвоем пилили, а Хассем еще молодой для такой работы, он песок под пилу должен был сыпать. Правда, разговаривать нам было нельзя, а то быстро кнутом полоснут. Но все равно, все-таки вместе. А когда я первый раз пытался бежать, и меня взяли, то мне бы совсем конец, если бы не Хассем.
Берест замолчал и задумался.
— Берест, — окликнула Ирица, до сих внимательно слушавшая пор его рассказ. — Ты знаешь что? Ты мне не словами говори, а покажи. Просто вспомни, что было с тобой и с ним… А я увижу это в твоих мыслях, — попросила она.
…Посреди бараков — хорошо утоптанная площадка и столб. Беглеца подвесили бы к столбу за руки и забили бичами насмерть. На каменоломнях многие рабы — бывшие воины, пленники. Их непросто принудить к повиновению. Вот почему беглецу нечего ждать пощады. Но для буяна-северянина, который уже не раз показывал свой норов, есть еще более страшная расправа. Да и более занятная, что таить. Рабам — и тем светит зрелище: в назидание.
Четверо надсмотрщиков выводят к столбу огромного цепного пса, помесь волка и волкодава. Это чудище называют Демоном. Демон живет на заднем дворе острога возле одной из подсобок. Его не держали бы, если бы не зрелище, на которое начальство каменоломен смотрит сквозь пальцы. Вокруг столба — толпа: рабы с одной стороны, надсмотрщики с другой. Все же в эту минуту они почти единодушны. Каторжная тоска ненадолго забудется за представлением. А северянину все равно конец.
Хассема, маленького и худого, затерли в задние ряды взрослые и более сильные рабы. Береста расковали. Он вошел в круг. Полуволка сдерживали надсмотрщики.
Демон не лаял. О нем говорили, что он, как и волки, не умеет лаять. Берест смотрел поверх толпы… В каждом народе своя храбрость. Северянин готовился к смерти спокойно и, казалось, даже беззлобно. Во всяком случае, со стороны Берест выглядел совсем буднично. Слегка щурясь, он поглядывал на верхушки деревьев и на далекий закат над ними.
Хассем провел на каменоломнях уже два года. Однажды он видел такую травлю беглеца. Лучше не вспоминать, что осталось от невольника после схватки с Демоном. Полуволка-полупса боялись все: он отведал уже человеческого мяса. И вот Демона натравят на Береста, на пильщика камня, которого Хассем хорошо знал. Как говорила мать и повторял за ней всю жизнь Хассем: «Судьба!» Паренек приподнялся на цыпочки, чтобы из-за чужих спин посмотреть в лицо Береста. Потом опустил голову. Демона сейчас спустят, и Хассем не хотел смотреть дальше.
Пса втащили в круг. Надсмотрщики приготовили палки и веревочные петли на случай, если Демон бросится на толпу. Берест поглядел на своего врага с прежним будничным видом, но вдруг тряхнул головой и преобразился. Теперь было видно, что северянин — тоже сильный зверь. Хассем не удержался, опять поднял голову. Он сумел протиснуться поближе к площадке. А в кругу Демон уже прыгнул на Береста. Тот тоже не ждал на месте, не отшатнулся, а кинулся на полуволка.
Пес выиграл эту сшибку: повалил его и вцепился в предплечье, которое Берест успел подставить ему вместо своего горла.
Волкодав сомкнул челюсти, а Берест, захрипев от боли, свободной рукой ударил пса по черным нежным ноздрям. Демон тонко завизжал и разжал пасть. Тогда человек обнял его, изо всех сил прижимая к себе. Могучий пес оступился, рванулся, протащил человека за собой, но не сумел от него избавиться. Берест сжимал руки что было силы. Он сломал бы в пальцах подкову, но Демон мотал его за собой, как хотел. Хассем, закусив губу, протиснулся еще ближе. Рабы были так увлечены зрелищем, что даже не обругали подростка.
Полудикий волкодав разорвал Бересту предплечье, и на утоптанной земле вокруг столба темнели пятна крови. Но Берест знал, что, если ослабит руки и позволит псу вырваться, то уже не убережется от его клыков.
Демону тоже приходилось несладко. Он устал таскать за собой тяжелого человека, который изо всей мочи душил его обеими руками. Наконец Бересту удалось встать на колени, и внезапным толчком он повалил пса на бок, по-прежнему вплотную прижимаясь к нему.
Хассем не замечал тех, кто стоял рядом, и не чувствовал, идет ли время. Изо всех сил сжимая кулаки, он кричал что-то непонятное. Кругом выла толпа, и Хассем с отстраненным удивлением различал свой собственный вой. Может, таков был клич его предков, кочевников пустыни, когда они бросались на врага. Хассем не знал. Он только почувствовал, как в нем поднимается боевая ярость, и рванулся вперед. Рабы тоже толкались, задние прорывались в первые ряды. В толпе зрителей больше не было единодушия, как в начале, когда за победу Береста еще не дали бы и ломаного гроша. Теперь рабы были за своего, а надсмотрщики — за своего, за Демона. Кто-то с силой швырнул Хассема назад, в кучу