4 страница из 21
Тема
районов, город по праву можно считать своим. Я уже молчу о музеях, пробежках по закрытому аэропорту «Темпельхоф» и ночных турах по подземным бункерам и бомбоубежищам, которые предполагали участие лишь носителей немецкого языка. Конспирация – великое искусство. Я почувствовала, как к горлу подступает ненавистный ком.

Gate D3. Кажется, отсюда мы в очередной раз улетали в Гоа. Да, точно, отсюда. Сидели как раз там, где сейчас друг о дружку трется парочка фриков. Удачи, друзья! У вас это явно навсегда. Гоа… Сколько мы там времени провели? Пару месяцев? Palolem beach, карамельно-пурпурные закаты, блуждающие по пляжу священные коровы, бездомные собаки, кафе «Cuba» и официант по имени Пинту, который меня очень любит и постоянно пишет в фейсбук. Прекрасный парень с огромным сердцем и открытой нараспашку душой. А чего стоили эти ежедневные кроссы на восходе солнца, когда кончики пальцев цепляют освежающую океаническую пенку и все внутри разрывается от желания жить вечно?! А эти закопанные в песок свечи и шум прибоя? Закрывать и открывать глаза под звуки волн Индийского океана – пагубная привычка. Она губительна настолько, что даже через месяц ты плюешь на все на свете и меняешь билет, чтобы продлить удовольствие хотя бы на одну-единственную неделю. А хоккеист из Словении, который приглашал меня на совместные пробежки? Он вечно ломился вперед, как молодой конь, а я, не желая уступать, неслась в его ритме, изо всех сил приглушая крик легких, который был громче ора наглых гоанских ворон. А девочка Катя с роскошными волосами, кончики которых почти касались ее ренуаровской попы? Каждое утро она хлопала дверью домика напротив, посылая в зад своего бойфренда, и бежала плакать к океану. Гоа, Индия, Мумбаи, Удайпур, Пушкар… Последний раз, когда мы улетали туда из D3, ко мне подсела девочка с книгой «Шантарам». Видимо, ей нужно было с кем-то поговорить.

– Ничего, если я здесь посижу? – спросила она.

– Конечно, это ведь аэропорт, – я рассмеялась.

– А вы куда летите?

– Мы в Гоа, а ты куда?

– Я в Мумбаи. Вы там были?

– Мимолетом. Но город сумасшедший. Запредельно богатый и катастрофически бедный одновременно. Поражают миллионы трущоб на границе с аэропортом. В книге все прочтешь.

– Ты читала эту книгу?

– Конечно. Если ты летишь в Индию, то «Шантарам» – это беспрекословный «must read». Грегори Адамс прекрасен. Вообще всегда интересно читать реальные истории. Особенно о беглом австралийском преступнике, который стал неотъемлемой частью бомбейской мафии.

– Мои друзья из Мумбаи посоветовали мне эту книжку. К ним я и лечу.

– Надолго?

– На месяц или навсегда, – грустно улыбнулась девочка. – Сложный период в жизни.

– Бывает. Но отправиться в Мумбаи – очень смелое, достойное уважения решение. Начни читать прямо в самолете. Поверь, когда Грегори Адамс туда летел, он тоже находился не на самом лучшем этапе жизни.

Gate D4. Париж. Единственный город-любовник, который я всегда оставляла только для себя. Своеобразный путь к отступлению, но об этом я подумаю позже. Сегодня я была той самой девочкой из D3, которая через Женеву летела в Лиссабон, а оттуда – на Мадейру. Возможно, на месяц, а может быть – навсегда. Правда в моей сумке была совершенно другая книга – «The History of Modern Art» издательства «Taschen», купленная в Музее современного искусства в Стокгольме. А еще на дне этой яркой сумки лежал новый ноутбук с набросками рукописи о Европе, которая гипотетически должна была превратиться в мою третью книжку. Я настолько с ней затянула, что нарушила все условия контракта. Для меня не было ничего проще, чем описать места, в которых мы бывали. Только вот возник один нюанс: «МЫ» сорвалось в бездну пару недель назад. НАС больше не было. Не было ничего, кроме дыры, тупой боли и зарождающейся пустоты. И как писать о Европе, если Европа – это он, если я с большим трудом читаю названия городов на мониторах и молниеносно оказываюсь в каждом из них, погрязая в триллионах красочных болезненных картинок…

Gate D5. Стамбул. И имя тебе Константинополь… Как писать о Европе, если еще месяц назад мы ели сочную дыню на огромной террасе, с которой во всей своей красе открывался вид на Босфор? Он утешал меня после поражения Федерера на уимблдонском турнире и подбадривал, когда я, по иронии судьбы, оказалась в клинике «Abadajan» в день смерти любимого брата. Стамбул чувствовал, что отношениям конец: остановились часы, порвались все ниточки-талисманы, а с моей трансплантированной печенью происходила полная чертовщина. Как выяснилось, органы были в полном порядке, но из-за реберной невралгии начались такие фантомные боли, что меня выворачивало наизнанку. Тот факт, что в лучшей клинике Турции проходили курс лечения два моих безнадежно больных друга, оптимизма не добавлял. С одним из этих людей я прожила пять лет, и он умирал у меня на глазах, легонько поглаживая ладонь в то время, как я пыталась улыбаться и не орать от разрывающего в клочья бессилия. Вот и мне пришлось поехать в «Abadajan». Стамбул что-то чувствовал и знал. Скорее всего, этот город научился чувствовать меня. И я знала, что какими бы мучительными не были воспоминания, Константинополь стоит того, чтобы взять себя в руки и включить его в книгу о Европе.

Gate D6. Нью-Йорк. Спасибо, что хоть в Америке мы не успели побывать вместе. Нью-Йорк был связан с человеком, которого больше не было. Как-то много всего для одной весьма непродолжительной жизни.

Gate D7. Стокгольм. Даже не хочу об этом думать… Кажется, что мы только вчера проклинали дичайший холод и внушительные цены, кажется, что мы только вчера оттуда вернулись. Он постоянно грел мои пальцы и говорил, что они мерзнут потому, что у меня очень горячее сердце, которое впитывает в себя все тепло.

Gate D8. Будапешт. Тот самый правильный момент. Такое впечатление, что это происходит со мной прямо сейчас: сижу на каменных ступеньках возле уставшей от пароходов реки, разворачиваю купленный в парке сэндвич и вспоминаю человека из «Gresham»… в дорогом костюме, с пафосным портфелем и безжизненным лицом. Он смотрел сквозь огромное стекло ресторана на людей, которые бойким или скучным шагом шлифовали асфальт возле отеля «Four Seasons». Он смотрел на людей, а они – на него. И я подумала, откуда берется такая разница во взглядах? Ведь как мало разделяет человека «IN» и человека «OUT», и как много их связывает… Мои мысли прервал голубь. Он подсел ко мне. Как личность, я его не интересую, но как хлеб его интересует мой сэндвич. Colombo, ты – птица, ты дышишь, ты прилетел ко мне и смотришь мне в глаза, ты не напрягаешь, и я дам тебе хлеба. Только не зови друзей. Вчера я угостила такого, как ты, в ресторане: он привел всю свою

Добавить цитату