У дома ее ждал окруженный местными чиновниками Сюэ в полном генеральском облачении. Гостиная — центральное место в доме — сияла от блеска красных свечей и ослепительных газовых ламп. Здесь он и она поклонились табличкам Неба и Земли, потом — друг другу, а затем, в соответствии с обычаем, бабушка удалилась в брачные покои одна, а генерал Сюэ с мужчинами отправился на роскошный банкет.
Генерал три дня не выходил из дома. Бабушка была счастлива. Она думала, что любит его, а он относился к ней с грубоватой нежностью. И не говорил с ней ни о чем серьезном, следуя традиционному изречению: «Волос долог, да ум короток». Китайский мужчина должен был оставаться сдержанным и величественным даже в кругу семьи. Поэтому бабушка вела себя смиренно, по утрам массировала ему пальцы ног, а вечером играла на цине. Через неделю он внезапно заявил, что уезжает. Куда, он не сказал, и она знала, что спрашивать не стоит. Ей надлежало ждать, пока он вернется. Ждать пришлось шесть лет.
В сентябре 1924 года началась схватка между двумя основными военными группировками Северного Китая. Генерал Сюэ стал заместителем главнокомандующего пекинским гарнизоном, но несколько недель спустя его прежний союзник генерал Фэн, диктатор–христианин, перешел на сторону противника. 3 ноября Цао Кунь, которого генералы Сюэ и Фэн годом ранее посадили в президентское кресло, был вынужден подать в отставку. В тот же день пекинский гарнизон распустили, а через два дня расформировали и пекинскую полицию. Генералу Сюэ пришлось спешно покинуть столицу. Он укрылся в собственном доме в Тяньцзине — на территории французской концессии, где обладал статусом неприкосновенности. Именно сюда год назад бежал президент Ли, когда генерал Сюэ изгнал его из президентского дворца.
Жившая в Исяне бабушка оказалась в самой гуще вновь вспыхнувшей войны. Армии соперничавших диктаторов боролись за контроль над северо–востоком, причем особое значение имели города, стоявшие вдоль железных дорог, тем более транспортные узлы, такие как Исянь. Вскоре после отъезда генерала Сюэ бои докатились до самых его стен, сражения шли прямо у городских ворот. Повсеместно распространилось мародерство. Одна итальянская оружейная фирма заявила севшим на мель генералам, что в счет долга готова принять «трофейные деревни». Изнасилования были в порядке вещей. Как и многим другим женщинам, бабушке пришлось вымазать лицо сажей, чтобы выглядеть грязной и уродливой. К счастью, на этот раз Исянь отделался легко. Сражения постепенно сместились к югу, и город вернулся к нормальной жизни.
Для бабушки жить «нормальной» жизнью значило придумывать, как бы получше убить время в своем огромном доме. То была типичная постройка в северокитайском стиле: жилые здания располагались по трем сторонам четырехугольника. С четвертой, южной стороны ее замыкала двухметровая стена с круглыми «лунными» воротами, выходившими во внешний двор, который, в свою очередь, запирался двойными воротами с круглым латунным молотком.
Такие дома строились в расчете на суровый климат с ледяной зимой и знойным летом, почти без осени и весны. Летом температура поднималась выше 35° по Цельсию, зимой же опускалась до–30°, а из Сибири через степи дул пронизывающий ветер. Большую часть года пыль разъедала глаза, впивалась в кожу, и людям часто приходилось прятать лицо под маской, а то и обматывать всю голову. В закрытых двориках окна основных комнат выходили на юг, чтобы впустить как можно больше света; северные стены встречали натиск пыли и ветра. В этой части дома помещались гостиная и бабушкина спальня. В боковых флигелях — службы, там жила челядь. Полы были выложены плиткой, деревянные окна затянуты бумагой, островерхая крыша покрыта гладкой черной черепицей.
По местным понятиям, дом был роскошным — он значительно превосходил жилище ее родителей, — но бабушка чувствовала себя несчастной и одинокой. У нее была прислуга: привратник, повар и две горничные, в чьи обязанности входила не только работа по дому, но и слежка за хозяйкой. Привратнику было приказано ни под каким видом не выпускать бабушку одну. Перед отъездом генерал Сюэ рассказал ей, в качестве предостережения, историю одной из своих наложниц. Узнав, что у той была интрижка со слугой, он велел привязать ее к кровати и заткнуть рот кляпом. Затем на кляп стали капать неразбавленный спирт, и женщина постепенно задохнулась. «Конечно, я не мог порадовать ее быстрой смертью. Для женщины нет низости большей, чем предать своего мужа», — сказал он. К женской неверности генерал относился гораздо строже, чем к мужской: «Любовника я просто застрелил», — добавил он непринужденно. Бабушка так и не узнала, произошло ли все это на самом деле, но в пятнадцать лет такой рассказ, как и ожидалось, напугал ее до смерти.
С того времени бабушка жила в постоянном страхе. Не имея возможности выходить на улицу, она принуждена была создать свой мир в четырех стенах. Но даже здесь она не была полноправной хозяйкой, и ей приходилось постоянно угождать слугам, чтобы те не возвели на нее напраслину, а это настолько вошло у них в обыкновение, что она почти не надеялась остановить их. Она осыпала их подарками и устраивала игру в маджонг, потому что выигравший обязан был давать слугам щедрые чаевые.
Она не испытывала нехватки в деньгах. Генерал регулярно посылал ей содержание, которое каждый месяц доставлял управляющий его ссудной кассы. Он же оплачивал ее проигрыши.
Игра в маджонг была обычным времяпрепровождением наложниц по всему Китаю. Как и в курении опиума, который был легко доступен, в нем видели средство держать таких, как она, в состоянии одурения и покорности. Многие наложницы, борясь с одиночеством, становились наркоманками. Генерал убеждал бабушку приобрести эту привычку, но она его не послушала.
Пожалуй, единственным предлогом, позволявшим ей покидать дом, служила опера. А вообще ей приходилось по целым дням сидеть дома. Она много читала, в основном пьесы и романы, и ухаживала за любимыми цветами: бальзамином, гибискусом, ялапой и китайской розой, которые, как и карликовые деревья, выращивала у себя во дворе в горшках. Другим утешением пленницы, сидевшей в золотой клетке, была кошка. Правда, бабушке дозволялось навещать родителей, но смотрели на это неодобрительно, и оставаться там на ночь не разрешалось. Хотя только с родителями и можно