— Так вы беспартийный? — удивилась Трофимовна, — Как же вам тогда удалось дослужиться до такой высокой должности? У нас ведь как? Ежели нет у тебя красной книжки в кармане, то будь у тебя хоть семь пядей во лбу, твоё место в свинарнике хрюкать!
— Это вы, Трофимовна, зря! Во всех правилах есть исключения. Я работал в Московском наладочном управлении. Работы мы свои по всей Европейской части СССР вели. А организовали то управление несколько евреев: Мирумян, Давинсон и Якобсон. Сами они люди учёные, авторы многих технических разработок. Отбор кадров для нашей фирмы проходил очень сложно. Из десятка выпускников институтов лишь только один у нас и задерживался. Потому что кроме технических знаний, наладка ещё требовала и наличие аналитического ума. А вот этого никакие вузы никому не дадут. Поэтому каждого наладчика, кто задержался в нашей фирме более чем на три года, наши начальнички, как своих детей любили. Впрочем, и мы их тоже за своих родителей почитали. Они, конечно же, партийные билеты имели, не без того, а вот нас к вступлению в партию не принуждали. Приедет какая–нибудь комиссия, замечание напишет, что инженерный состав почти весь беспартийный, наши начальники проведут с нами скучную беседу для галочки в отчёте, да на том всё дело и заканчивалось. Наши светлые головы слишком дорого ценились, чтобы разогнать нас, и ни у кого на то рука не поднималась. Поэтому с нашей беспартийностью как–то все смирились и смотрели на то сквозь пальцы.
Но наверное, нельзя так прямо говорить, что я беспартийный, потому что каждый из нас партийную идеологию, ещё барахтаясь в пелёнках, познал! А у меня даже была такая возможность, чтобы высшее партийное образование получить! Так что я скорее полупартийный получаюсь!
Встретив заинтересованный взгляд Трофимовны, Безродный продолжил:
— По направлению я сначала в город Комсомольск–на–Амуре попал, а там одни войска да военные заводы! В одну военную организацию меня инженером–электриком и определили! А в том городе университет марксизма–ленинизма функционирует! Слушателей туда строго по разнарядке назначают, ну и нас обязали двоих поставить! В организации той одни старики работают! А из молодых я да ещё один инженер тоже по направлению там службу нёс! Вызвал нас начальник, бумаги вручил, кругом, шагом марш! Заглянули в кассу, по этому случаю нам профсоюз по десятке выделил, и пошли мы высшее партийное образование получать! Дорога наша мимо рынка проходила, а на рынке том армяне домашним вином торговали! Пройти мимо и не отметиться, когда в карманах червонцы похрустывают, мы посчитали форменным кощунством! Заглянули туда на минутку, а вышли только утром! И вышли не из стен университета, и не из ворот рынка, а из вытрезвителя! Милиция в тот день квартальный план по пьяницам выполняла, ну нас и повязали для статистики! На этом всё моё партийное образование и окончилось!
— А толпу карьеристов, — продолжал между тем Безродный, отвечая на вопрос Трофимовны, — надо талантами разбавлять, иначе или закиснем, или в дерьме захлебнёмся! Инженер–наладчик это не чиновник или бюрократ какой–то, это рабочий, только очень высокой квалификации! Так что, мой путь по служебной лестнице только одним моим талантом прочерчен! Вот такой я и есть, нескромный и хвастливый!
Справившись с трудными графами, Безродный приступил к заполнению следующего листа. Трофимовна, пользуясь тем, что её посетитель опять увлёкся работой, продолжала свой прерванный рассказ. Она мало беспокоилась о том, слушает её кто–либо или нет. С таким же увлечением она могла бы беседовать и со стальным сейфом, но было бы крайне неудобно, если бы кто–нибудь застал её при этом занятии.
— А вот с работой и там и здесь плохо! Мужику везде работа найдётся, а женщине? Только на стройку идти, чтобы там по лестницам вёдра с раствором или бетоном таскать! Молодежь приезжает, чтобы квартиры себе заработать, и идут глупенькие девчушки в штукатуры! Я бы в штукатуры женщин моложе сорока лет не принимала, чтобы рождаемость сохранить! А зарплату им хорошую платят! А куда мне с моим больным сердцем? — Трофимовна выразительно посмотрела в сторону Безродного, ожидая слов сочувствия, но тот, занятый своим делом, этого не заметил. — Значит, на одну зарплату мужа сиди! — так и не дождавшись знаков участия, продолжала Трофимовна. — У меня соседка уже семь лет мается без работы! Дом в селе снимают! Почти все деньги, что муж зарабатывает, в уплату за жильё и уходят, а у них трое детей!.. Мы свою квартиру дочке оставили, она нам уже и внука в ней родила! А мы сами вот уже третий год по чужим углам скитаемся! Где–нибудь в другом месте нужно в очереди за квартирой лет пятнадцать, а то и двадцать стоять, а двадцать лет мне уже не прожить! Здесь, на этой стройке, можно за пять–шесть лет отдельную квартиру получить! А вы тоже из–за квартиры сюда приехали?
Краем уха Безродный уловил последний вопрос. Эту ценную способность отключать свое сознание от всякого словесного мусора, но при этом полностью сохраняя способность отзываться на прямые обращения и вопросы, он приобрёл ещё на политзанятиях, при отбывании им воинской повинности.
— Наверное, моей матерью является дорога, потому что меня в детстве на вокзале подобрали! Вот и ведёт меня за горизонт моя мать–дорога, да всё время по ухабам да колдобинам норовит! Видно, она это делает для того, чтобы ноги мои крепче были, чтобы уверенней на земле стоял, не кланялся холодным ветрам, да не падал на скользких склонах, чтобы дошёл туда, куда наметил и не жаловался на тесную обувь! А в упряжке моей скачет белая лошадка по имени Надежда,