Олега неожиданно затошнило.
— Проклятье, как он это делает? — послышался по внутренней связи голос Самохина. Дима прижался к стене, уставившись стволом автомата в проем. Филимонов вдруг увидел, как задергалась нога Кузмичева. Корчащийся на полу солдат словно пустился в безумный пляс, резко сгибая и разгибая колени.
Молитва капеллана в действии.
Олег резко выдохнул, высунулся в проем и, прежде чем закрыть глаза, увидел черную фигуру, охваченную ослепительным сиянием.
Очередь. Еще одна. Спрятаться. Даже сквозь умные фильтры шлема, сквозь закрытые глаза — свет капеллана жег, словно смотришь на солнце.
— Ты куда лезешь, идиот?! Жди комиссара! — зарычал Самохин.
Слова слабого человека.
Олег швырнул в проем гранату, и уставился на сияние, надеясь, что оно потухнет после гулкого разрыва. Бахнуло. Из коридора взрывной волной выпихнуло корчащегося Кузмичева. Боец шарил по полу руками, в поисках опоры.
— Мы должны стрелять, ефрейтор! — подал голос Олег. Если промедлить — Кузмичев поднимется и набросится на них.
— Нет! — взвыл Самохин. — Не вздумай! Сейчас придет комиссар и все исправит! Мы можем его спасти!
— Он уже овощ, Дима! — заорал Филимонов, уставился на корчащегося Кузмичева через прицел.
— Ефрейтор Самохин, я вынужден отметить в рапорте ваше неповиновение инструкциям, — вмешался в их перепалку ледяной голос замполита. — Немедленно пристрелите пострадавшего Кузмичева.
— Стреляй, кретин, — рявкнул комиссар Хорунжий.
Олег выстрелил первым. Пули разбили забрало Кузмичевского шлема, и солдат сначала застыл, словно испуганное животное, а затем расслабленно обмяк, вырвавшись из-под действия капеллановской молитвы.
— Очистить коридор. Работают «Черные уравнители», — спокойно отчиталась на волне комиссарская охрана.
— Мы могли успеть! — процедил Самохин, и Олег с удивлением обнаружил, как Дима навел на него автомат.
— Ефрейтор Самохин! — вмешался младший лейтенант Сапожников. Наверное, он следил за камерами, раз сразу отреагировал на движение Димы. Филимонов вдруг отчетливо понял, что его товарищ попал под удар Капеллана. Что капиталистическая свинья уже поработила разум верного «Сына Ленина».
«Уравнители» зловещими тенями втекли в комнату перед злосчастным коридором. Сноровисто окружили Диму и Олега, и оба «Сына» поспешно подняли руки, демонстрируя свою адекватность. Филимонов расслабленно выдохнул — все-таки пронесло, и Самохин просто психанул, а не попался на крючок Капеллана. «Уравнители» не церемонятся.
Когда появился комиссар — Олег почувствовал в груди знакомое щекотание восторга. Это был яркий представитель элитного рода войск. Могучий воин в черных доспехах, с высоким черным воротником, защищающим шею от пуль. Без шлема, потому что фанатик партии не прячет своего лица. Бритая голова была покрыта рытвинами старых шрамов. Вместо правого глаза поблескивала стальная пластина, и что-то подсказывало Олегу — это не единственная металлическая деталь в комиссарском теле. В руках Хорунжия были зажаты поблескивающие разрядами боевые кастеты.
В коридоре, где засел капеллан, пульсировало белое сияние. Свет как будто дышал.
Хорунжий не остановился ни на секунду. Решительно вошел в молочный туман и, пригнув голову, бросился на противника. Пока капеллан поет — он не шевелится. Обычно таких бойцов прикрывает с десяток военных специалистов, но на «Вороньем гнезде» натовские подонки уже закончились.
Да и не рассчитывал святоша встретить в узком коридоре тыловой космической станции боевого комиссара Советов.
В принципе, того, что здесь окажется капеллан — тоже никто ждал.
Свет в коридоре мигнул и потух, медленно, словно там где-то пробили ход в пустоту, и та засосала белый туман в себя. В проем тут же нырнули «Уравнители».
— Включить звук! — буркнул Самохин.
Грохот автоматов напрыгнул на Олега из глубины сознания. Ноги сами подогнулись, готовые бросить тело в укрытие. Чертовы инстинкты. Филимонов заставил себя выпрямиться. «Уравнители», державшие «Сынов» под прицелом, неторопливо опустили оружие.
— Говорит Эн-СтоПятый, вижу Грааль.
— Захват! — прохрипел комиссар. Великий воин неторопливо вышел из коридора, посмотрел на своих подчиненных, глянул злым взглядом на Самохина.
— Вы думаете, что достойны своего партбилета, товарищ? — кастеты в руках Хорунжия тренькнули и погасли. Комиссар неторопливо повесил их на широкий пояс, а затем скрестил руки на груди.
Дима открыл забрало шлема, и Олег увидел, что лицо солдата блестит от пота. Волосы падали ему на лоб, и Самохин с немой угрозой смотрел на комиссара из-под нависающей челки.
— Товарищ комиссар, ефрейтор Самохин проявил выдержку и спас меня от удара капеллана, — Олег неожиданно пришел ему на помощь. Черт. Черт. Черт! Зачем он это сказал?! Зачем? Самохин сам дурак, не нужно было давать волю эмоциям, когда на связи замполит. — Если бы ефрейтор…
Бледные губы Хорунжия тронула улыбка. На Диму он посмотрел уже теплее. Оттаяло холодное сердце?
— Хватит, солдат, — отмахнулся от Олега комиссар. — Заберите своих товарищей и оттащите на бот.
Он махнул рукой в сторону Кузмичева и Владимирова.
— Слушаюсь.
— И шевелитесь. Натовцы скоро перекроют коридор. К этому моменту мы должны быть у «Ворошилова».
Мимо неторопливо, но и без излишней лености, прошли солдаты комиссара. «Черные уравнители» волокли за собой Грааль — тяжелую стальную капсулу с чем-то, чего простому воину Советского Союза знать не надо. Крепче сон и лучше жизнь без таких-то знаний.
Хорунжий уверенным шагом направился прочь из помещения, и тут Олега во второй раз что-то потянуло за язык:
— Товарищ комиссар, — окликнул он его. Хорунжий остановился, чуть повернул голову, слушая.
— Я шесть месяцев назад написал заявление о желании получить должность комиссара, — затараторил Филимонов, испытывая неприятное смятение. Словно он унижался перед кем-то. Голос при этой мысли сразу окреп:
— Сколько времени прошло, прежде чем вам огласили вердикт? Я слышал, что при отказе сообщают быстро…
Комиссар повернулся к нему лицом, некрасиво и удивительно по-доброму улыбнулся:
— Пять месяцев, товарищ. Пять месяцев.
Подмигнув, Хорунжий ушел прочь, и в ту же секунду Дима шагнул к Олегу и порывисто протянул ему руку:
— Спасибо…
— Да чего там… — Филимонову стало стыдно за прошлые мысли о Самохине. — Это ведь ты вовремя команду подал…
Дима отвернулся и отправился в сторону мертвого Владимирова, а Олег вдруг понял что улыбается. Пять месяцев… Скоро ему дадут ответ. И, кто знает, может быть, ответом этим будет «Вы приняты»?
Ему отказали через три дня.
Особый отдел даже не стал разоряться на курьера. Серый конверт оставили на проходной общежития, и когда Олег вскрывал его, то что-то в груди жалобно скручивалось в тонкую спираль, а к горлу подкатывал комок нехорошего предчувствия.
Вокруг бурлил обычный день их подразделения. Сновали отпускники, у дальнего входа ощетинились многоствольными пулеметами скучающие часовые.
А у Олега рушилась вселенная и мечта. Когда он увидел роковое «отказано», то в ушах гулко стукнуло, и в глазах тут же потемнело.
Сложно сказать, сколько он так простоял посреди человеческого моря. Один в толпе. Было так горько. Так обидно. Он ведь действительно надеялся, что его возьмут. У него были великолепные показатели. Физическая и психологическая подготовка, оружейные курсы, рукопашная борьба, бой холодным оружием и многие другие факторы — выше всех в подразделении. Да, есть небольшие проблемы со стрессоустойчивостью, но история знала и вовсе сумасшедших комиссаров.
Почему его не взяли? Чем он провинился?
На