– Почему? – сил, ещё недавно бивших через край, теперь хватило только на едва слышный шёпот.
– Ты – единственный, кто сохранил ясность рассудка. Это похвально. Я предпочитаю разум мышцам.
Тонкий женский силуэт сейчас сидел в глубоком кресле с высокой спинкой. Семёну такие всегда очень нравились. В детстве, он это отчётливо помнил, такое стояло в доме его деда. Красивое, чем-то похожее на раскрывшего пасть бегемота, уже тогда очень старое, но от того только более удобное. Не раз и не два отец находил его уснувшим в этом пережитке старинного максимализма. К сожалению, тот дом, а вместе с ним и кресло, исчезли в пожаре. И вот сейчас Она заняла его любимое место. Было ли это простым совпадением, или эти воспоминания были как-то выужены из его головы – он не знал и не хотел знать.
– Нет, – потребность ей возразить поднялась откуда-то из самых глубин его души. – Я потерялся в собственном бездействии. Это не то же самое. Я проиграл.
– Как ты смеешь ставить под сомнение… – Борисов, словно дворецкий, стоявший за плечом богини, попытался вставить свои пять копеек. Старик явно испытывал к этой женщине не страх и благоговение, а самую настоящую любовь.
– Молчать, – её голос был, как и раньше, твёрд и строг. – Я, кажется, сказала, что победителем становится тот, кто выживет. Так что это ты.
– Мне ничего от вас не нужно, – молодой человек сам поразился своей наглости.
– Почему же? Я могу подарить тебе богатство, славу, женщин, вечную жизнь! Всё, о чём мечтают другие может стать твоим, – она не уговаривала, просто констатировала факты. Но именно поэтому его отказ на этот раз был ещё более грубым.
– Нет. Я не хочу заключать сделок ни с богом, ни с дьяволом. Можете превратить меня в подливку для спагетти, как этих бедолаг, но я пас.
– Да уж… – она чуть наклонилась вперёд. – Из них всех ты точно лучший. Знай же, что и это испытание ты прошёл. А теперь – до скорой встречи.
И это были последние слова, что Семён Лебедев услышал в этой жизни.
Глава 1
Пробуждение было… никаким. Сплошная пустота, такая, какой атеисты описывают посмертие. Единственное отличие – полностью рабочее сознание, оказавшееся запертым в клетке без зрения, слуха, осязания… правда, вместе с чувствами пропало и ощущение времени, так что подобное существование не было для Семёна тягостным. Он думал обо всём, что произошло: о богине; о старике Борисове, сейчас, вероятно, всё ещё лижущем этой женщине пятки; о бесславной смерти доброго доктора Вайдо, не перенёсшего страх смерти; об остальных участниках экспедиции, чьи судьбы, вероятно, были ничуть не лучше…
Конечно, он думал и о себе. О том, был ли он сейчас мёртв или жив; о том, как глупо повёлся на большой гонорар, хотя глубоко внутри всегда подозревал, что дело нечисто; о том, что вообще привело его в Каир; о той, что осталась там, на родине. Много мыслей. Пожалуй, даже слишком много. Слишком много для одного сознания, витающего в бесконечном ничто.
Но нет в этом мире абсолютных вещей, и даже вечность имеет привычку заканчиваться. Вначале пришло странное ощущение присутствия. Неопределённого, эфемерного, едва различимого. Ничто с большой буквы исчезло, заменившись тьмой и тишиной, а значит, он сам стал чем-то реальным. Похоже, наградой божества всё-таки была не смерть. Что же, он этого не просил, но пусть будет так.
Вскоре простое ощущение начало разрастаться. Неясные толчки, какие-то покалывания, шевеления где-то на краю восприятия. Затем тьма уступила место цветным пятнам, кругам на черном фоне, непонятным фигурам, слишком аморфным, чтобы можно было их разобрать. Однако сам этот процесс был настолько занимательным, что Семён даже не думал о времени, полностью погрузившись в происходящие с ним перемены. То и дело сознание проваливалось куда-то глубоко, лишая его удовольствия наблюдения за этими почти магическими трансформациями. Вместо этого он видел сны. Очень реалистичные, словно бы кинозаписи чьих-то воспоминаний. Иногда его собственных, иногда принадлежавших другим людям, иногда кому-то совсем непонятному.
А потом он понял. Ему часто снились последние минуты: паралич, богиня, схватка с Вайдо, бессмысленный спор с высшим существом. Чаще всего всплывала в сознании та беспомощность, которую ему довелось испытать. Этот раз не стал исключением. На него падал скальпель. Острая, даже на вид, блестящая хирургическая сталь, вопреки своему предназначению, готовая оборвать чужую жизнь. Обычно Семён не успевал защититься, металл вгрызался в шею, и сон заканчивался. Но теперь что-то изменилось. Что именно, он понял, лишь очнувшись и какое-то время пытаясь повторить ощущение. Ощущение руки. Его руки, выброшенной навстречу смертельному лезвию.
Получилось не сразу, не с первого и даже не с десятого раза. Но, в конце концов, он смог почувствовать её. Собственную правую руку. А затем его разум снова окутал сон, на этот раз – без сновидений.
Он был ребёнком. Вернее, плодом в женской утробе, медленно развивающимся в новый живой организм. Там, на Земле, Семён Лебедев не был полным профаном по части современной литературы и начинал читать пару книжек, в которых главной идеей было перерождение человека в другом теле и, зачастую, мире. Тогда ему не понравилось, слишком уж фантастически выглядела эта концепция, куда невероятнее, чем путешествия во времени или магия. Однако, сейчас всё было иначе.
Даром богини стало новое рождение. Вторая попытка, если так можно выразиться. Действительно, невероятный приз. Вот только заслужил ли он его? Сотни раз он пытался отбросить эти мысли, говоря себе, что уже ничего не исправить и не повернуть назад. Потому что понимал, что, когда ответ будет дан чётко и однозначно, это навсегда изменит его. Но звук втыкаемого в тело армейского ножа и безумные глаза доктора Вайдо Янсонса не позволяли ему оставить это позади.
Он не был святым и честно признавался, что соблазн новой жизни был для него огромен. Ту, старую жизнь, он испортил, и шанс начать всё заново казался настоящим благословением. Вот только достоин ли этого он, Семён Лебедев, тридцатилетний инженер из Москвы?
Сколько времени он провёл в этом самокопании, никто не смог бы сказать. Но в результате ответ всё-таки был найден. И ответом было слово: «Нет». Дело было не в количестве смертей, лежащих на чашах весов. И даже не в том, была ли та, первая его жизнь, хорошей или плохой. Он просто не имел права решать. Не имел полномочий распоряжаться чужими судьбами.
Он думал, что разрешение этой дилеммы даст облегчение, но всё было с точностью до наоборот. Ответственность за чужие жизни легла на его плечи непомерным грузом. Три человека, может быть, не лучших, может быть, совершавших ошибки, может быть, даже заслуживающих наказания. Но точно не заслуживших смерти. Они словно встали за его спиной. Молчаливые, неподвижные, готовые