— Вот крест мой, попробуй, отыми!
И засмеялся, выставив напоказ на удивление белые ровные зубы.
* * *
Нет в конце июля на Ладоге ночи, а есть серо-малиновый вечер, плавно перетекающий в жёлто-голубое утро, как переливной календарик перетекает из одной картинки в другую. Солнце едва окунается за горизонт и вновь поднимается над кромкой леса, во всю ширь горизонта раскидывая свои золотые сети, ловя в них капли утренней росы. Серая простынь тумана, повисшая над самой землёй, вдруг озаряется мягким призрачным светом, наливается всё ярче и ярче и медленно тает, не в силах удержать этот свет в себе.
Славка вынырнул из сна под несмолкаемый птичий щебет. Он не сразу вспомнил, где находится и что с ним произошло. Некоторое время рассеянно смотрел в незнакомый потолок, с каждым новым вздохом возвращаясь в недобрую реальность: канал, авария, рыжая утопленница, белобрысый, драка, обрезанный браслет, поездка на катере, сумасшедший старик…
«Раб!» — каркнула на крыше ворона, и Славка окончательно проснулся.
Низкое солнце уже вовсю лупило через окна-бойницы, прожигая на противоположной стене два сверкающих прямоугольника, в одном из которых, словно в золотой раме, оказался плакат с Ермаком. Лучший певец страны, запрокинув голову, пил из волшебной бутылочки-микрофона своё нескончаемое счастье.
Славка встал, оделся, сделал нехитрую зарядку, умылся, выхватил из кастрюли последнюю картофелину, включил в розетку электросамовар, забрался на кровать и жадно прильнул к форточке.
Всё его существо рвалось туда, где плавились в солнечных лучах далёкие верхушки деревьев, в этот зелёно-голубой простор, наполненный пряной свежестью утра и звуками просыпающейся природы. Но когда ещё ему удастся вернуться туда? И удастся ли? А сейчас всё это лишь видимый фон его новой жизни. Как картина на стене. Переливной календарик.
Он ожидал, что с самого утра к нему кто-нибудь придёт хотя бы разъяснить, что делать дальше. Но о нём, казалось, забыли.
Ближе к полудню по округе что-то громко застрекотало.
Славка, привлечённый звуком, снова полез к окошку и увидел, как на площадку возле гавани, поднимая облака водяной пыли, садится небольшой белый вертолёт. Из вертолёта вышел худощавый мужчина с серебристым чемоданчиком. У взлётно-посадочной площадки гостя встречали блондинчик и один охранник. Все вместе они направились к бараку. Когда процессия была уже близко, Славка отлип от окна и спустился вниз. Дверь отворилась.
— Проходите, сударь! — белобрысый поспешно отступил под вешалку, пропуская в комнату незнакомца. Охранник остался снаружи. — Вот он.
Мужчина мельком взглянул на Славку и прошёл на середину комнаты.
— Мне нужен стул, — сказал он, деловито осмотревшись. — А лучше два. Поставь вот сюда, к кровати.
Белобрысый метнулся за табуретами.
Мужчина подошёл к сидящему на кровати Славке. Лет ему, на вид, было за сорок. Белоснежная рубаха, светло-серые «с проблеском» брюки и такой же жилет с едва приметными узорами. Глубоко посаженные голубые глаза смотрели внимательно и строго.
— Что с губой? — безо всякого интереса спросил он.
Славка машинально облизнул разбитую во вчерашней потасовке губу.
— Это он ударился, ваше благородство, — пояснил Аркаша, расставляя табуреты.
Доктор бросил неприязненный взгляд на белобрысого и сел. На второй табурет он поставил свой чемоданчик, закатал рукава рубахи, щёлкнул замками, достал упакованные в целлофан резиновые перчатки. Волосатое запястье доктора охватывал красный браслет. Значит, осматривать Славку приехал не простой врач, а, как минимум, руководитель какой-нибудь крупной клиники.
— Свободен, — сказал мужчина, натягивая перчатки.
Белобрысый бесшумно выскользнул за дверь.
Доктор вытащил из чемоданчика планшетку, включил её, быстро застучал по экрану пальцами, замер что-то изучая, потом удовлетворённо выдохнул и перевёл взгляд на Славку.
— Ну-с, дружок! Как тебя зовут?
— Рабом меня тут зовут, — буркнул Славка.
Мужчина кисло улыбнулся и снова застучал пальцами по экрану.
— Фамилия твоя Ладов, зовут Ярослав. Так?
— Нет, моя фамилия раб. И зовут меня раб.
Доктор вздохнул, положил планшетку на чемоданчик, встал и пошёл к выходу. Стоя на пороге, он что-то негромко сказал в открытую дверь и вернулся в комнату. Вслед за ним вошёл невысокий узкоглазый охранник.
Гвардеец с перекошенным лицом подскочил к кровати, ухватил Славку за нижнюю губу и притянул к себе.
— Ты что тут выступаешь! — зашипел он, брызжа слюной. — Отвечай на вопросы, паскудина сраная! Отвечай как положено!
Напоследок узкоглазый дёрнул так, что у Славки от боли задёргался глаз, а по подбородку из лопнувшей губы побежала струйка крови.
— Это было лишнее, — нахмурился доктор. — Но всё равно спасибо.
Охранник щёлкнул каблуками и удалился.
— Моё время очень дорого, — врач говорил таким спокойным тоном, будто продолжал ненароком прерванную светскую беседу. — И я не хочу обременять твою хозяйку лишними тратами. Понимаешь? Поэтому давай закончим побыстрее.
Он обтёр Славкин подбородок и лопнувшую губу едко пахнущей ваткой, бросил ватку на пол и снова взял планшетку.
— Так как, говоришь, тебя зовут?
— Ярослав Павлович Ладов, — ответил Славка.
Бунтовать больше не хотелось.
Мужчина, не отрывая взгляда от экрана, ободряюще кивнул.
— Так. Контрольную вакцинацию проходил в марте прошлого года. Правильно?
— Да.
— В половую связь когда последний раз вступал?
Славка замялся и едва слышно выдавил:
— Никогда.
— Да ну! — на восковом лице доктора проскользнуло некое подобие улыбки. — Экземпляр! Руку протяни!
Славка послушно вытянул руку.
Мужчина достал из чемоданчика небольшую серую коробочку с голубым светящимся экраном и приложил её к Славкиному запястью. Коробочка щёлкнула, уколола не больно и начала негромко попискивать. Когда писк стих, доктор, поглядывая в экран, опять застукал по планшетке.
Потом он попросил Славку лечь на живот, приспустить штаны и раздвинуть ягодицы. Прыснул чем-то прохладным, подождал секунд десять, посветил люминесцентной лампочкой и приказал переворачиваться на спину. Его руки двигались, как манипуляторы тонко настроенного робота. Его взгляд не менял безучастного выражения, независимо от того, что он в тот момент проделывал над Славкиным телом: засовывал ли ему в мочевой канал тонкий белый ёршик, проверял ли голову на вшей, прослушивал ли лёгкие или прощупывал лимфоузлы, стучал ли молоточком по коленке или светил лампочкой в оба глаза, оценивал ли состояние зубов или измерял температуру. Когда через час, не прощаясь и ничего не объяснив, доктор ушёл, Славка ощущал себя вывернутым наизнанку.
А ещё через полчаса вернулся тот самый узкоглазый охранник. Ничего не говоря и не объясняя, он быстро подошёл к сидящему у стола Славке и толчком ноги в грудь опрокинул его с табурета. После чего начал мыском армейского ботинка наносить не слишком сильные, но болезненные удары по голове и телу, сопровождая каждый словами:
— Отвечай, когда спрашивают! — удар;
— Молчи, если не спрашивают! — удар;
— Делай всё, что прикажут! — удар;
— Отвечай, когда спрашивают!..
Снова и снова, он вбивал эти правила в скорчившуюся на полу жертву. Завершился этот урок смачным плевком, звонко влипшим в Славкин разодранный подбородок.
* * *
Остаток дня