— Пока да, но как дальше дело обернется?
— Не бойся. Возьмет он. Все берут.
— Только бы обошлось, а там, глядишь, бегунки первыми получим — и по домам.
— Получим, Крот, получим, только хату его не проморгай.
«О чем они? Что у них за дело? — думал Торопов под монотонный усыпляющий гул мотора. — Не нам ли с Пугачевым готовят какой-нибудь «сюрприз»? Он настороженно поглядывал то на Шарипова, то на Кротова, но ни тот ни другой не обращали на него никакого внимания. Торопов успокоился.
Время шло. Соседи по скамейке подремывали. Пощипывало глаза, морило в сон и Михаила, но мысли — невеселые, огорчительные — не давали уснуть. Неудачно как-то складывалась его служба. Чуть что — виноват Торопов. О драке на фабрике прапорщик доложит капитану, а тот… Может и на гауптвахту. Как знать? В армии Михаил всего три месяца, невелик его срок службы… Хорошо, что есть земляк, а то как бы дальше развивались события на фабрике? И Торопов плотнее прижался к плечу товарища.
Ехали не менее часа. Кротов все чаще стал проявлять беспокойство, поминутно оттягивал брезент, выглядывая что-то. Наконец, обернувшись к кабине, он закричал Шарипову:
— Эй, Колян, спишь, что ли? Давай молоти! Подъезжаем к дому прапора.
— Что, уже приехали? Приехали? — раздались сонные голоса. Люди задвигались, засуетились.
— Да нет еще. Офицерские дома.
Шарипов загрохотал ладонью по кабине, и машина, зашипев воздухом пневмосистемы, резко встала. Солдат мотнуло вперед, и сон окончательно слетел.
Кротов откинул задний полог тента и закрепил его сверху. В кузов заглянул прапорщик Сидоренко.
— Что стряслось? Почему стучали? — сердито вопрошал он.
— Ничего не стряслось. Все тихо-мирно, — бодро-весело проговорил Кротов и подозвал рукой Шарипова. — Мы тут с Коляном, то есть с Шариповым, подарочек вам приготовили маленький.
— Какой еще подарочек? — недоуменно пожал плечами прапорщик. — О чем вы?
— Понимаете: по ошибке мы с Коляном прихватили с фабрики четыре лишних плиты. Считали, считали, ну и… — жестикулируя, Кротов не сводил масленых глаз с Сидоренко, — просчитались. Вам их решили отдать. Все равно лишние. Нам с Коляном через месяц домой. Пусть, думаем, будет вам подарок от дембелей. А плиточки — люкс! — Кротов мотнул головой. — Колян, покажи товар!
Сдирая упаковочную бумагу, Шарипов подхватил верхнюю плиту и понес ее к заднему борту.
Полировка блеснула холодным светом, а Торопова кинуло в жар. «Военные обманывать не станут…» — мелькнули в памяти слова ветерана. Нам доверились, а мы… И в этом обмане участвует и он, Торопов.
Михаил метнул тревожный вопросительный взгляд на товарищей. Сейчас кто-то из тех, что постарше, крикнет, запротестует… Но нет! Люди молчали, отводили в сторону глаза. А плита уже за бортом, и Кротов, спускаясь вниз, перекинул через борт ногу.
— Колян, пасуй! — весело звучал его голос.
Торопов почувствовал мелкую, неприятную дрожь. Ох, как трудно встать, сказать «нет», сказать решительно, чтобы остановились.
И все же Торопов встал. За спиной его были не только ребята, в общем-то, хорошие армейские ребята, которые, однако, не любили ввязываться в конфликты, особенно с начальством или со «старичками». Была за его спиной и вся его честная, трудовая жизнь, бригада тракторостроителей, Володя Норихин.
— Не смейте брать плиты! — крикнул он ломким баском. Словно раскаленные иглы вонзились ему в грудь, но он повторил твердо: — Не смейте брать!
Секундное замешательство Кротова, Шарипова и прапорщика придало Торопову еще больше уверенности. Теперь он знал, что не уступит.
— Ты, Вопрос, что, сдурел? — первым пришел в себя Кротов.
— Мы обманули вахтера!
— Много болтаешь, — презрительно бросил Шарипов и поплевал на ладони.
— Может, прикажешь отвезти назад? — с издевкой спросил Кротов.
— Да, назад!
— Слыхали? — дурашливо расхохотался Кротов. — Назад… Сорок верст киселя хлебать.
А Сидоренко не мог оторвать глаз от темно-вишневой, ласково светящейся на солнце полированной поверхности плиты. Какой бы получился шкафчик для одежды в прихожей! Чертов Вопрос. Еще и в историю из-за него влипнешь. И прапорщик тяжело вздохнул.
— Да по нем дурдом плачет, — не унимался Кротов. — Колян, посади его в уголок. Пусть помалкивает в тряпочку.
— Только попробуй, — раздался из глубины кузова глухой голос, и, тяжело ступая сорок четвертого размера сапогами, к заднему борту подошел Пименов. — Нет, нехорошо получилось. Плиты надо вернуть.
— Верно, — послышались из кузова голоса.
— Тихо! — Голос прапорщика приобрел командирскую властность. Он резко оттолкнул от себя плиту, и Кротов едва удержал ее. — Чего базар развели? Я что, сказал, что беру плиты? — Потемневшими от гнева глазами он обвел солдат. Сейчас Сидоренко и сам верил, что никогда бы не взял плиты. — Чего молчите? Почему вы, Торопов, не задаете свои вопросы? А ну, плиту в кузов! Быстро по местам!
Ружейным выстрелом хлопнула дверь кабины. Взревел мотор. Машина рывком сорвалась с места. Рванулось и радостно забилось сердце Торопова: по-бе-дил… по-бе-дил…
МАРАФОН
Лейтенант Волобуев — высокий, узкий в поясе, с едва заметной темной полоской усов на побледневшем лице — выстроил расчет минут за пять до назначенного времени.
Когда Виктор Мокеев уже стоял в строю, остальные подразделения второго ракетного дивизиона еще вовсю дымили сигаретами. Люди шутили, смеялись, нежились под лучами нежаркого в этих краях августовского солнца — одним словом, у них еще на зависть Мокееву полным ходом шел перекур.
Правда, и среди курящих Виктор заметил какую-то нервозность — смех звучал неестественно громко, большинство солдат и сержантов делали короткие затяжки и неэкономно бросали на землю едва раскуренные сигареты. Поминутно кидая быстрые взгляды на ведущую к штабу дорогу, о чем-то вполголоса переговаривались офицеры. Видимо, внезапно назначенный старшим инспектирующим начальником марш-бросок на пятнадцать километров взволновал и их.
Волобуев приказал своему заместителю отвести расчет шагов на двадцать от линии старта. Сержант Жмаков, широкий в кости, немногословный сибиряк и капитан полковой футбольной команды, тут же выполнил приказание.
— Ребята! — совсем не по-уставному сказал лейтенант, и в строю возникло оживление. Даже на памяти старослужащих воинов никто из офицеров не называл так в строю солдат. Однако необычное обращение настораживало. Шум быстро стих. Волобуев же, набрав полные легкие воздуха и помедлив секунду, заговорил отрывистыми короткими фразами: — Значит, так… Мы должны выдержать… Но этого мало. Да мало. Наш расчет… Мы должны прийти первыми… Тихо-тихо! — Он предостерегающе поднял руку, требуя молчания. — Я все вычислил. Мы можем первыми…
В шеренгах снова зашумели. «Вычислил… Прийти первыми… Не слишком ли?»
Лейтенант обеспокоенно вскинул голову.
— Кто-нибудь сомневается? Не уверен в своих силах?
Взгляд лейтенанта — потемневший, жаркий — пробежал по лицам солдат и сержантов. Ох, как Мокееву захотелось по-ученически выбросить вверх руку и сказать «да», но остальные восемнадцать молчали. Промолчал и он. После слов лейтенанта и реакции расчета Виктору стало казаться, что он дотянет, хотя десять минут назад, прислушиваясь к разговорам товарищей, бывалых солдат, он совсем было потерял в себя веру.
— Пятнадцать верст с автоматом, вещмешком и скаткой, — мусоля в губах бесфильтровую