— Чертов марафон, — вторил ему Снитко, сплевывая через щербинку в передних зубах на пыльную траву. — Эх, почему я не попросился в военкомате на флот?
— Марафон… Эка сказанул, — возразил кто-то. — Марафон — сорок два камэ…
— Так то в спорте, а с полной выкладкой, в сапогах… Тут и пятнадцать покажутся марафоном.
И хотя говорили они со смешком, разговор испугал Виктора и не выходил из памяти даже сейчас, когда лейтенант, вышагивая на длинных ногах вдоль строя, продолжал инструктаж:
— Запомните! Зачет по последнему, поэтому бежим организованно! — Он остановился и потряс в воздухе записной книжкой. — Я просмотрел оценочные листы по физподготовке и выделил сильнейших. Кто-то пойдет впереди…
— Рысаки, — шепнул Мокееву на ухо стоящий рядом Водянкин.
— А кое-кому, — лейтенант раскрыл записную книжку, — придется подстраховывать тех, кто послабее. Фамилии я объявлю.
— Буксировщики, — пояснил Водянкин.
— Кроме того, нам нужен лидер.
Строй с надеждой смотрел на офицера. На его отутюженном, хорошо подогнанном полевом кителе рядом с синим ромбиком выпускника высшего военного училища поблескивал значок кандидата в мастера спорта, и Волобуев правильно истолковал обращенные на него взгляды.
— Нет-нет. Лидером пойдет Нефедов.
У Мокеева екнуло сердце — рушилась последняя надежда. Герка Нефедов обещал на марше помощь. «Теперь пропал», — с отчаянием подумал Мокеев и толкнул стоящего в первой шеренге товарища. Казалось, Нефедов только и ждал толчка.
— Разрешите, товарищ лейтенант! — Нефедов поднял руку и, когда лейтенант кивнул, проговорил: — Лидером не могу. Земляку обещал помочь — Мокееву.
Лейтенант заглянул в свои записи.
— Менять не будем. Мокееву поможет… рядовой Косарев.
Лейтенант назвал еще несколько фамилий, но Мокеев уже не слушал, а, вытянув шею и чуть подавшись вперед, старался разглядеть Косарева, стоявшего на правом фланге. Увидя его крутые плечи, крепкую борцовскую шею, Виктор успокоился. От облика Косарева веяло надежностью, основательностью. В расчете он считался хорошим специалистом. Отлично контачил с сержантами, однако среди ребят держался особняком, в расчете ни с кем не дружил. Часто его видели с каптером батареи Толкуновым. Кажется, были они земляки и часто пропадали в каптерке.
Беспокоило Виктора одно — Косарев никак не выразил своего отношения к приказанию лейтенанта, даже не взглянул на подопечного. Может быть, он не слышал слов командира?
Лейтенант, часто поглядывая на часы, закончил скороговоркой:
— Вам, Нефедов, нужно выложиться. Раскрою секрет: генерал обещал отпуск тому, кто придет первым. Товарищи, на финише лежит отпускной билет. Все за него могут бороться, все! Да, чуть не забыл — к финишу мы должны прийти одетыми строго по форме! Потеряете ремень или еще что — незачет, а расчету штрафное очко. Понятно?
— Так точно! — хором ответили солдаты, и Волобуев распустил строй.
— Буксировщики… Маменькиных деток тащить за ручку, — неодобрительно проворчал Водянкин и бросил косой взгляд на Мокеева, который зябко поежился от слов «старичка». — Развели детский сад.
— Это точно! — наконец-то услышал Мокеев голос своего «буксировщика» Косарева. — И как таких берут в армию?
* * *
«Как таких берут в армию»… Виктор Мокеев пожал плечами. Пожалуй, обычным путем. В мае прислали повестку — явиться с вещами…
Он вспомнил, как всего два с половиной месяца назад бабушка Катя возвратилась вечером из булочной, что на проспекте Чайковского, тоскливо посмотрела на него добрыми, выцветшими от старости глазами и подала листок бумаги с отпечатанным текстом повестки. Виктора охватили противоречивые чувства.
Призыва на действительную службу он ждал, готовился к нему, возлагал на армию надежды — хотел стать сильным, смелым, мечтал попасть в десантники. Однако при виде серого листка повестки с вписанной от руки фамилией на Мокеева напала такая тоска, что он целый вечер слонялся по комнате, не находя себе места. Брал наугад из шкафа то одну, то другую книгу, рассеянно перелистывал страницы, но читать не мог. Грустно смотрел он на письменный стол, за которым делал когда-то уроки. На нем еще лежали учебники за десятый класс — Виктор не оставлял надежды поступить на юридический. «Уж после армии-то должны взять», — надеялся он. Мокеев перевел взгляд на тахту с прогнувшимся матрацем, на которой любил поваляться с книгой, ни у кого не спрашивая разрешения на телевизор, их надежный старенький «Рекорд», который можно включать и выключать когда заблагорассудится. Теперь всего этого он должен лишиться, и надолго.
Точно такую же тоску испытал он, узнав, что Нефедов не сможет ему помочь. Когда распустили строй, Герман успел только подскочить и хлопнуть его по плечу.
— Теперь не могу, старик. Извини, — глядя прямо в глаза, сказал он, — но мой тебе совет: настрой себя. Понял?
Больше он ничего не успел, так как Волобуев уже расставлял подчиненных по своему плану. На линии старта Мокеев снова с надеждой взглянул на Косарева, но тот в его сторону не смотрел. «Неужели не поможет? — обеспокоенно думал Мокеев. — Эх, тоска зеленая…» И его потянуло на зевоту. Сколько он себя ни сдерживал, зевок получился звучный.
— Не засните, Мокеев, — предостерегающе сказал лейтенант.
Послышался сдавленный смех. Виктор запоздало прикрыл ладошкой рот и, чтобы доказать, что он думает только о кроссе, спросил:
— Товарищ лейтенант, а мы все пятнадцать километров бегом?
— Нет, сразу за поворотом тебя будет ждать такси, — не таясь, ответил Водянкин.
— С шашечками на капоте, — добавил под дружный хохот всей батареи Снитко.
Высокий сухощавый подполковник — главный судья соревнований, прервал объяснение маршрута и строго посмотрел в их сторону.
Лейтенант Волобуев сконфузился и двумя-тремя словами восстановил порядок. Как выстрел, прогремела команда «Марш».
* * *
Нет, Косарев не ослушался приказа лейтенанта. На марше Мокеев постоянно слышал позади себя его недовольное сопение.
Чувствовал себя Виктор неловко. По физической подготовке в расчете он был последним. Большинство были как на подбор. Взять хотя бы Германа Нефедова. Призывались они из одного города. Теперь выяснилось, что какое-то время даже ходили в одну школу. Когда Мокеев пришел в армию, Герман отслужил ровно год. Форма на нем сидела как влитая, грудь в воинских знаках. Портреты Нефедова красовались в ленинской комнате на доске отличников и на стенде спортивных достижений. Мокеев поначалу и не узнал в ладном солдате своего бывшего однокашника. Тот подошел сам.
— Здорово, земляк! — Нефедов сдавил Виктору кисть руки, и тот чуть не присел. — Не признаешь?
Так они познакомились заново. И что поразило Мокеева — упорство земляка. Герман дня не мог прожить без занятия спортом. Даже в небольшое окошечко свободного времени, когда большинство солдат и сержантов рассаживались перед телевизором, он отправлялся на стадион.
— Зачем ты все бегаешь и бегаешь? — недоумевал Мокеев.
— А зачем альпинист лезет в горы? — в пику ему спросил Нефедов.
— Сравнил тоже! — засмеялся Мокеев, а сам задумался. Правда, зачем? Видно, иначе не может. Но бег… Без него вполне может обойтись современный человек.
Месяца через полтора Нефедов открылся. «Человек должен всю