— Кто? — удивилась я.
— Низший скоге. Фу, до чего ты… необразованная! Скоге — лесной дух, оборотень, в общем-то, — снизошел он до объяснений. — Низшие скоге мелковаты и слабоваты, ни о чем вообще! А языки иной раз распускают, будто и впрямь чего стоят. Как этот твой зайчишка. Да я б лучше сам в болото жабой сиганул, чем смертной такие вещи говорить!
Стоп-стоп… Зайчишка? Тот, который мне дал совет под угрозой запустить иглу под шкурку? Другие мне и не попадались… Тот самый, благодаря которому я осталась в здравом уме?
— Что, ты говоришь, сделали с этим скоге? — встревоженно спросила я.
— Понизили! — ухмыльнулся Айкен. — Был зайчик, стал жучок! Лишать бессмертных жизни очень сложно, его величество и морочиться не стал ради такой твари.
— Но он же не виноват!
— Как это не виноват? Сама ты, что ли, придумала воли просить? Ладно, хватит пустых разговоров! Пойдем смотреть твою мастерскую. Воля волей, а работать ты должна! По договору!
Выходя вслед за брауни из комнаты, я молчала. Но чувствовала себя отвратно.
Есть ли справедливость в мире фейри? И если да — то кто ее вершит? Наверняка сам король.
Если бы я знала, что зайчишку накажут за его совет, не тронула бы его? Вряд ли, на самом деле. В конце концов, он первый начал меня оскорблять!
Но… Так нечестно.
И нужно попробовать это исправить.
Разумеется, вот-прям-щас я никуда не понеслась, были дела понасущнее. Когда я закончила с желе, Айкен немедленно потащил меня из комнаты.
Я на какой-то миг замешкалась, сообразив, что сейчас наконец-то увижу дворец. Настоящий дворец Неблагого Двора! В котором ежечасно и даже ежесекундно все изменяется… Как же это психологически сложно, понимать, что вокруг тебя нет ничего стабильного…
— Элла, что же ты… — проворчал Айкен, дернувмою руку, зажатую в его семипалой ладошке. И добавил: — Как же вы, человеки, медленно привыкаете.
— Фейри иные? — полюбопытствовала я, послушно следуя за брауни, тянувшим меня за рукав. — Люди тоже разные. Кто-то адаптируется ко всему новому быстро, а другие наоборот.
— Значит, самки у вас глупенькие, — все тем же тоном ответствовал провожатый. А на вопрос о фейри и не подумал отвечать.
Никаких странностей я увидеть не успела — вообще ничего не успела! Рядом с моей дверью распахнулась другая — кажется, простая деревянная, и мы оказались в небольшой, но идеально чистой комнатке. В центре, как в страшных сказках, стояла старая прялка, сверкая в свете волшебных огоньков веретеном. Возле нее трехногий стул, примерно той же эпохи, и ярким диссонансом выбивалась поистине драгоценная корзина для уже готовых изделий. Она казалась произведением искусства, несмотря на то, что была сплетена из корней и лозы, а на углах бортика затейливым украшением раскрывали свои бутоны цветы. Подойдя ближе, я поняла, что они не живые. Не лепестки, а искусно обработанные кристаллы.
— Вот! — гордо выпрямился Айкен Драм и уже более деловито спросил: — Господин, конечно, велел отдыхать, но я бы на твоем месте сразу садился работать.
Угу. Разбежалась и села. Потом еще раз разбежалась.
И так до тех самых пор, пока не научусь прясть на доисторических прялках. Притом я не увидела никакой шерсти или других материалов из чего можно было бы свивать нити!
Я уже открыла было рот, чтобы поведать Айкену о том, что я совершенно несостоятельна как пряха, особенно с такими инструментами… но тотчас захлопнула его.
У паучих наверняка никаких проблем с этим делом нет, а я уже и так произвожу впечатление весьма проблемной девы.
Почему-то поднялся иррациональный страх, что со мной могут не захотеть возиться до бесконечности и… да мало ли на что у дивного народца фантазии хватит! Что-то мне подсказывает, что отсутствие здравого смысла было, скорее, милостью по отношению к остальным пряхам.
И кто знает, может, я себе вовсе не привилегии потребовала, а кару?
— Пожалуй, лучше слушаться его величество, — уцепилась я за откровенно натянутый предлог, но брауни воспринял его очень серьезно и согласился, что да, прекраснейшего и великолепнейшего Кэйворрейна несомненно нужно слушаться!
Бросив прощальный взгляд на прялку, я от души понадеялась, что она окажется волшебной и пряжа появится на веретене сразу же, как я сяду за инструмент. По волшебству!
Глава 4
О том как король попытался облегчить себе жизнь. Не получилось
Айкен Драм отвел меня обратно в комнату, и посоветовал как следует отдохнуть. Чтобы с самого утречка броситься свивать нити мироздания для венценосного Сумрачного Плетущего, а то оное мироздание такими темпами скоро по швам трещать начнет.
В общем, весь монолог фейри можно было свести к “Работать, работать и еще раз работать!”
Сев на кровать, я грустно усмехнулась, вспомнив, что в старых сказках обычно дело обстояло как раз таки иначе. Бедным сироткам злые опекуны задавали невыполнимую работенку, а “добрые” фейри за них это делали. Разумеется, потребовав в ответ что-то непотребное вроде первенца.
Интересно, как бы отреагировал Кэйр, если намекнуть ему на этот традиционный взаимообмен? Ниточки? Не вопрос! А ты мне своего первого сына! Хотя, может, у короля их уже десяток…
Нервно похихикав, я стянула одежду и, облачившись в собственную ночную сорочку, забралась под пуховое одеяло — теплое и практически невесомое.
Свет под потолком медленно мерк, словно ощутив, что в нем больше не нуждаются.
В сон я провалилась как в темную яму, на дне которой меня ждал… ОН.
Я стояла в зеркальном зале, и со всех сторон на меня вместо собственного отражения смотрел король. То хмурый и недовольный, то улыбающийся и радостный, то задумчивый, то величественно строгий…
В зеркале справа его голубые глаза потемнели до цвета штормового неба, и я ощущала внутренний трепет и желание сделать что угодно, как угодно, лишь бы на прекрасном лице появилась улыбка.
Но повернув голову, я увидела совсем иное отражение. Красивое лицо светилось внутренним достоинством, а также бесконечным принятием и состраданием. Я чувствовала, всем сердцем, всем телом, что ему неважно, что я смертная и не стою даже его мизинца, что я любима и обожаема!
Именно эта мысль и провела меня в чувство. Стиснув кулаки, я отчаянно пожалела, что со мной нет иголки.
Глупая Элла.
Сон не изменился, вокруг меня по-прежнему был лишь король. Во всех мыслях, во всех образах, в любых ипостасях. Я ходила по залу и рассматривала зеркала словно картинную галерею.
Но теперь слепое обожание плескалось где-то на грани сознания. Временами волны становились мощными и затапливали, но уже не лишали разума целиком.
Кэйворрейн был везде. И везде он был разным.
На троне в роскошных одеждах — и в доспехах на жутком жеребце во главе кавалькады Дикой Охоты. В строгом сюртуке среди также одетых лордов — и в домашнем халате, стоящий в огромном зале,