Ночью, когда кругом была мертвая тишина и даже жалобный вой волка не слышался из застывшего леса, Сиена лежал на сложенных ветках, укрывшись от холода одеялом. Голос ветра был слаб, но все-таки он слышал знакомую песнь.
Ветер доносил еще другие звуки – легкое поскрипывание мокасин по снегу. Тень возникала перед глазами Сиены, заслоняя слабый свет звезд.
– Эмита идет,– шептала тень и опускалась на колени возле него.
Она подавала ему кусок мяса, украденный из скудного запаса Баромы, пока он бредил и метался в беспокойном сне. Каждую ночь, со дня приказания отца морить Сиену голодом, Эмита, подвергая себя огромной опасности, приносила ему пищу.
Ее рука находила в темноте его руку, и темные волосы касались его лица.
– Эмита верна,– шептала она.
– Сиена только ждет,– отвечал он. Она целовала его и удалялась.
Жестокие дни пришлось пережить кри, прежде чем гордость Баромы была сломлена. Много детей умерло, и много матерей было близко к смерти. Люди Сиены оставались бодрыми, на нем же голод совсем не отразился. Женщины кри считали его сверхчеловеком.
Наконец, Барома пошел к Сиене.
– Сиена может спасти своих людей и племя кри.
Пристально глядя на него, Сиена отвечал:
– Сиена ждет.
– Пусть Сиена скажет Бароме, чего он ждет. Пока он ждет, мы умираем.
Сиена улыбнулся своей загадочной, медлительной улыбкой и отвернулся.
Барома послал за дочерью и приказал ей просить Сиену спасти ее жизнь.
Эмита пришла хрупкая, как колеблющийся тростник, прекраснее розы, расцветшей в зарослях чащи, и стояла перед Сиеной, глядя на него глазами лани.
– Эмита просит Сиену спасти ее и племя кри. – Сиена ждет,– отвечал раб.
Барома завыл от ярости и велел своим людям побить раба плетьми. Но бессильные руки наносили слабые удары, и Сиена смеялся над своими врагами.
Потом, словно дикий лев, посаженный в клетку, он повернулся к ним:
– Голодайте, собаки кри! Голодайте! Когда все кри падут, как листья осенью, тогда Сиена и его народ уйдут обратно на север.
Высокомерие Баромы оставило его, и на другой день, когда Эмита, бледная и слабая, лежала в хижине, и муки голода стали терзать его внутренности, он опять пошел к Сиене:
– Пусть скажет Сиена, чего он ждет.
Сиена выпрямился, и трепетное пламя северного сияния вспыхнуло в его глазах.
– Свободы! – Он произнес одно слово, и ветер умчал его вдаль.
– Барома уступает,– ответил враг и опустил голову.
– Пошли женщин, которые еще могут ходить и мужчин, которые могут ползти, по следам Сиены.
Потом Сиена пошел в хижину Баромы, взял чудесное оружие и, зарядив его и одев лыжи, исчез в белом лесу. Он знал, где найти оленей в укромных уголках леса. Он слышал самцов, бьющих копытами по оледенелому снегу и ударяющих рогами по стволам деревьев. Умные животные не позволили бы ему подкрасться близко, что должны были делать охотники, вооруженные луком, но Сиена издалека выстрелил в стадо. И, когда животные бросились прочь, поднимая снежные брызги, огромный черный самец остался лежать мертвым. Сиена преследовал спотыкающихся в сугробах оленей, и каждый раз, когда он мог догнать их пулей, он спускал курок.
Когда пять оленей были убиты, Сиена пошел обратно по своим следам и увидел, что почти все племя кри ушло за ним. Разрывая на куски мясо убитых животных, они плакали в безумной радости.
В эту ночь у хижин горели костры; над глиняными горшками поднимался пар, и буйное веселье царило в селении. И на следующий день охотился Сиена, и еще в течение десяти дней он уходил в белый лес со своей чудесной стреляющей палкой, и восемьдесят оленей пали жертвой его острого глаза.
Голод прекратился, и племя кри было спасено.
Когда безумные пляски и пиры кончились, Сиена пришел к хижине Баромы.
– Сиена уведет свой народ на север.
Но Барома, мучимый голодом, был не тем Баромой, который был сыт и не страдал. Все его коварство вернулось к нему.
– Сиена уйдет свободным. Барома дал слово. Но народ Сиены останется в рабстве.
– Сиена требовал свободы себе и своему племени,– сказал молодой вождь.
– Барома ничего не слышал о племени Сиены. Он не дал бы согласия освободить его. Довольно было свободы Сиены.
– Вождь кри искажает правду. Он знал, что Сиена не может уйти один. Сиена должен был помнить о вероломстве Баромы. Кри всегда были лжецами.
Барома с надменным видом стоял у костра. Возле него в освещенном кругу сидели старейшины, воины и женщины.
– Вождь кри добр. Он дал слово. Сиена свободен. Пусть он возьмет свою чудесную стреляющую палку и уходит на север.
Сиена положил ружье вместе с мешочками дроби и пуль у ног Баромы. Потом, скрестив на груди руки, он устремил взгляд вдаль, где была страна северного сияния и родное селение на берегах зеленовато-белой, шумной Атабаски, забытой богом реки.
– Сиена остается.
Барома вздрогнул от удивления и гнева.
– Сиена хочет посмеяться над словом Баромы? Убирайся вон!
– Сиена остается.
Взгляд Сиены и его твердый ответ заставили на мгновение замолчать вождя. Медленно Барома поднял вверх руки, и лицо его выразило молчаливое удивление.
– Великий Раб! – воскликнул он.
Так родилось уважение в душе вождя кри, и имя вырвавшееся из его злобного сердца, навсегда сохранилось в легендах народа Сиены.
Барома удалился в тишину своей хижины, старейшины и воины разошлись, оставив Сиену, подобного прекрасной статуе, с глазами, устремленными на далекий север, стоящим в свете костра.
С этого дня уже никто не пытался оскорбить Сиену словом, и его не заставляли работать. Он был волен ходить, куда захочет, и большую часть времени посвящал облегчению работы своих людей.
Лесные дороги были открыты для него. Он мог свободно ходить по селению кри. Если кто-нибудь из мужчин встречал Сиену, он уступал ему дорогу; если Сиена встречал женщину, она склоняла свою голову; если ему встречался один из начальников, он смотрел на него, как равный на равного.
Однажды в сумерки он столкнулся с Эмитой, и она остановилась, похожая на гибкий тростник, готовый сломиться от ветра. Но Сиена прошел мимо.
Наступила весна, за нею лето и осень. И снова ветер разнес далеко вокруг славу о Сиене. Чиппивеи приходили издалека, чтобы взглянуть на Великого Раба, и даже индейцы из племени Черной Ноги и из племени Желтых Воинов побывали в селении кри. К славе Сиены прибавилось почитание.
Но Сиена ходил среди своих людей, молчаливый и равнодушный к остальным, не покидая окрестностей селения своего врага.
– Сильный в плену у слабого,– говорили о нем.– Великий Раб, который когда-нибудь освободит свой народ и будет вождем могучего племени.
Однажды поздней осенью Сиена, размышляя, сидел в сумерках у