Вскоре через Тилля все познакомились и с Рихардом Круспе. Первое впечатление о новом знакомом было тоже весьма забавным. Флаке: «Шолле, то есть Цвен, или Рихард, носил в то время ирокез, выкрашенный в белый цвет, остальные же волосы были черные. Он напоминал хорька. Прическа выглядела отвратительно, но в то же время производила впечатление, это было по-панковски круто. Но парни из Шверина все равно были круче — здоровенные детины, они дрались как звери и всегда могли рассказать забавную историю». Действительно, Шолле был совсем не похож на нынешнего Рихарда: его любимыми прическами в то время были также длинные высветленные дрэды или стрижка со светлым мелированием, которую дополнял длинный хвост на затылке, Тилль однажды окрестил ее «белочкой».
Рихард в тот период играл на гитаре в Die Firma. Хотя, по его собственным словам, особого энтузиазма от этого не испытывал и хотел заниматься совсем другой музыкой.
Тилль, как мы помним, в те времена подвизался барабанщиком в First Arsch. Но у коллектива была вечная проблема — не было нормальных гитаристов. Да и у «звездных» Feeling В, как мы уже упоминали, постепенно наступал творческий кризис. Жизнь резко менялась, ломая старые привычные рамки, перелопачивая судьбы людей. То, что раньше было запрещено или близко к этому, в одночасье оказалось абсолютно свободным и легальным, а значит, теряло заманчивый вкус запретного плода. Эра Feeling В завершалась, и это стало понятно всем участникам коллектива. Пауль: «Feeling В была на Востоке на грани разрешенного. Надо было сделать другую группу „на грани“, только теперь уже на Западе».
Как обычно бывает, вначале никто и не помышлял о создании новой общей группы. Но в постоянном общении, за пивными разговорами и вечеринками очень скоро стало ясно, что все ребята были не удовлетворены работой в своих коллективах и хотели играть совсем другую музыку.
Идеологом и собирателем нового коллектива оказался Рихард Круспе. Для начала он обратился к ближней шверинской братии — к своему соседу Оливеру Риделю и к Кристофу Шнайдеру.
Оливер Ридель (Oliver Riedel) родился 11 апреля 1971 года в Шверине. Его детство было довольно благополучным. Родители были очень молоды, так что особого давления он не чувствовал. К тому же папе с мамой нравилась та же музыка, что и ему. Олли: «Думаю, я был вполне обычным подростком. Ходил, как и все, на дискотеки и слонялся из угла в угол по улице. При этом я был очень стеснительным и на дискотеках никогда не танцевал, просто любил тусоваться». Увлекаться музыкой тоже начал с раннего детства, сам научился играть на гитаре. Как и другие шверинские ребята, «университетов не кончал», начинал с работы в ресторане, затем освоил рабочую профессию штукатура, что и помогало ему в тяжелые годы сводить концы с концами. Чуть позже успел поработать оформителем витрин. При этом свое увлечение музыкой он не оставлял и поигрывал на гитаре в нескольких местных командах. На период знакомства с остальной честной компанией это была группа Inchtabokatables. При своем двухметровом росте и немалом весе Оливер вырос немногословным и очень спокойным. Говорят, что вывести его из себя сложно, но уж если кому-то удается… Однажды это обстоятельство чуть было не привело его в «места не столь отдаленные». Он просто побил своего соседа за слишком громкую музыку.
Флегматик по натуре, Оливер всерьез увлекся фотографией. А вот спорт предпочитает экстремальный — он просто помешан на серфинге.
Поначалу Оливер не воспринял всерьез предложение Рихарда, особенно когда тот настоятельно предложил Тиллю быть в новой группе вокалистом. Все остальные тоже отнеслись к этой идее как к глупой шутке. Рихард же настаивал и подкреплял свое предложение уверениями, что неоднократно слышал, как Тилль, плетя корзины, напевает что-то себе под нос. Начали репетиции втроем, Тилля предложение стать вокалистом удивило ничуть не меньше, чем остальных ребят. Вскоре его все же удалось уговорить хотя бы попробовать.
Тилль: «Постоянно, занимаясь каким-нибудь делом, я пел, и всегда громко, а Рихард, мой старинный друг, слушал меня часами. Мой голос, как он говорил, его всегда восхищал. Как-то раз он принес кассету с новой супертяжелой музыкой, а мне сказал: „Пой!“ Вначале у меня не было желания всем этим заниматься, потому что я не хотел ехать в Берлин. Рихард уговаривал меня три дня и наконец переубедил. В квартире, которую он тогда делил со Шнайдером, мы проводили первые репетиции. Я должен был постоянно петь под одеялом, так как мой голос будил соседей. Мы втроем и образовали ядро группы».
Кристоф: «Когда к нам присоединился Тилль, это было просто ужасно, он вообще не умел петь. Я тогда подумал: он, конечно, классно выглядит, сильный и мускулистый, но что из этого всего выйдет? Тилль сказал, что для начала надо выпить, и хлебнул „Корна“ (немецкая водка. — Примеч. автора) прямо из бутылки. Мы дали ему кассету, и дома он записал на нее пару песен на английском. Тогда невозможно было предположить, что однажды он станет замечательным певцом».
Вскоре ребята узнали о Берлинском музыкальном конкурсе для молодых коллективов «Метробит» и подали на него заявку. Необходимым условием участия в конкурсе было наличие демо-записи. При помощи четырехдорожечного аппарата и маленького драм-компьютера Тилль записал дома на кассету четыре песни на английском.
Дебют оказался на редкость удачным: группа, в то время не имевшая даже названия, победила в конкурсе и получила в качестве приза право на запись в профессиональной студии. Стало ясно, что состав надо расширять, иначе ничего хорошего из предстоящей записи не получится. Встал насущный вопрос: кого приглашать в группу? Вот тут-то в новорожденном коллективе и начались первые разногласия. Два другана, к тому же профессионала, Пауль Ландерс и Кристиан Лоренс, были под боком и к тому времени абсолютно свободны, но…
Кристоф: «Некоторые, конечно, не хотели работать с Паулем, например я. Последние пять-шесть лет я играл с ним и знал, что это сложный человек. Я заявил, что буду участвовать в группе только при условии, что Пауль не будет играть с нами. Даже ушел из группы… Но я успел привязаться к ним. К тому же Тилль и Рихард хотели видеть нас в своей команде. А Флаке ничего не хотел —