Она подняла глаза к небу и вздохнула.
— Кэлпурния Тейт, откуда у тебя такие идеи?
— Из барометра, мисс Харботтл.
— Бог дал тебе глаза, чтобы смотреть на небо, а не на барометр. Кстати, у тебя с глазами все в порядке?
— Насколько я знаю, да, мисс Харботтл.
— Благодарение Богу! Иди уже, наконец, ты всех задерживаешь.
Одна из моих одноклассниц подтолкнула другую локтем, и обе захихикали. Конечно, это ненавистная Дови Медлин, самоуверенная тупица с манией величия, — ее старшая сестра была городской телефонисткой. Дови страшно из-за этого важничала, а того, дурочка, не понимала, что открыть новый вид растения, который назвали в твою честь, — покруче будет. Что, съела?!
В полдень раздался первый зловещий удар грома. Дови разинула рот от удивления, а мисс Харботтл глянула на меня так, что стало ясно: она считает меня ответственной за испорченный пикник. Какая нелепость! Но так им и надо! Я согнала с лица ухмылку и приняла подходящий к случаю скучающий вид.
Вы не поверите, Тревис тосковал по броненосцу. В свободное время он обнимал и расчесывал Банни (хоть тот и не научился приносить палку), а еще играл в амбаре с котами (он их назвал в честь знаменитых бандитов — Джесси Джеймс, Белль Старр и так далее). Но все это было не то. Чтобы подбодрить брата, я предложила сходить к миссис Холлоуэй, посмотреть новорожденных щенят. Мы прошли полмили по Локхартской дороге до покосившегося домика миссис Холлоуэй. Хозяйка в грязном переднике открыла облупившуюся дверь. Мейзи, среднего размера коричневая с белым собака, заскулила и приподнялась со своего места.
— День добрый, миссис Холлоуэй, — поздоровалась я.
— Привет, Мейзи, — сказал Тревис. — А что с ней? Ей больно?
— По щенятам своим скучает, — ответила миссис Холлоуэй. — Были, и нету.
— Куда они делись? — спросил Тревис.
Миссис Холлоуэй замялась.
— Да уж так получилось. Скорее всего, койот перепрыгнул забор, когда у Мейзи была течка. И вот вам результат — семь уродливых щенков. Слыханное ли дело? Семь! Вы таких никогда не видели, их даже раздать нельзя. Господи помилуй!
— Я одного возьму — быстро вставил Тревис.
Я испуганно посмотрела на него. Мы же папу с мамой не спросили.
— Или даже двух.
Я рассердилась не на шутку.
— Трех!
Я пхнула брата ногой.
— Миленькие вы мои, — смутилась миссис Холлоуэй, — опоздали вы. Мистер Холлоуэй устал от бесконечного лая, засунул щенков в мешок, да и отправился на реку. Минут десять как ушел.
— Не может быть!
— Бегите, может, еще догоните. Но лучше вам этого не делать, такие уж уродцы, прости господи.
Тревис рванул с места и понесся как сумасшедший. Я пробормотала «до свидания» и со всех ног бросилась за ним.
— Тревис, стой! Не надо!
Он припустил еще сильнее. Я почти догнала его, но у меня мучительно закололо в боку. Пришлось перейти на шаг, и я сразу отстала ярдов на сто. Вдалеке показался всадник на лошади. Мистер Холлоуэй. Едет обратно. Тревис что-то крикнул, чего я не расслышала. Мистер Холлоуэй покачал головой и ткнул пальцем через плечо в сторону моста. Тревис побежал туда.
Когда я поравнялась с мистером Холлоуэем, он спросил:
— Зачем вам эти полукойоты?
Я заторопилась дальше. Тревис стоял на мосту, лихорадочно всматриваясь в медленное течение реки. Надеялся уловить признаки жизни. Но ничего не было видно. Ни мешка, ни щенят, ни даже пузырей, и я была за это благодарна — для Тревиса так лучше.
— Их больше нет, — сказала я братишке.
Мы постояли на мосту еще несколько минут. Тревис не произнес ни слова. Я обняла его за плечи и повела домой. Прошло несколько месяцев, пока он снова смог заговорить об этом.
Глава 4
Бесовское отродье
Доверчивость птиц свойственна всем наземным видам. <…> Однажды, пока я лежал на земле, держа в руке сосуд, сделанный из черепашьего панциря, на краешек его уселся дрозд-пересмешник и принялся спокойно пить воду.
Несколько недель спустя торчу я как-то на кухне, глажу Идабель, путаюсь, как обычно, у Виолы под ногами, и тут появляется Тревис. Улыбка до ушей, в руках старая соломенная шляпа, прикрытая красным шейным платком, а в шляпе что-то шуршит.
— Всем привет! Угадайте, что у меня.
— Что бы это ни было, ему не место на кухне, — отрезала Виола.
— Ну, и что это? — мне и любопытно, и тревожно. Жестом фокусника Тревис приподнял платок, и под ним обнаружились два птенца голубой сойки. Тощие, жилистые, почти не оперившиеся, розовые клювики разинуты. А уж такие уродливые — от одного вида молоко скиснет. Тянутся вверх, прямо дрожат, как есть хотят, и кричат высокими скрипучими голосами.
Не такая уж редкость — наткнуться на несчастного птенчика, выпавшего из гнезда. Но два сразу? Подозрительно…
— Ты их правда нашел? Где?
Тревис отвел глаза.
— Возле запруды.
— Где бы ты их не взял, немедленно убери это бесовское отродье из моей кухни, — заявила Виола.
Словно в подтверждение ее слов, птенцы откинули головы, слишком тяжелые для их дрожащих шеек, и завопили как настоящие бесы. Как такие хилые организмы могут производить столько шума? Но именно так они выпрашивают у родителей пищу.
Виола старалась перекричать птенцов:
— Сейчас же выкинь!
По дороге к амбару Тревис непрерывно болтал.
— Их точно можно приручить. Ты знаешь, что голубые сойки становятся совсем ручными? Говорят, они страшно умные, их можно выучить разным фокусам. Как бы их назвать? Может, одну Голубка, а другую Сойка? Голубка будет эта, она немножко меньше. А Сойка побольше, но у нее кривоватое крыло. Надеюсь, ничего серьезного. По крылу мы сможем их различать. Интересно, когда они ели в последний раз? Надо бы червяков накопать.
— Тревис, ты забыл, как мама и папа относятся к диким животным?
— Они не животные, Кэлли. Они птицы. Совсем другое дело.
— Ничего подобного. Птицы относятся к классу Позвоночных, царству Животных.
— Не понимаю, что это значит, но, черт возьми, орут они здорово.
Да, орать они были мастера. То ли визг, то ли писк, и по крайней мере на шесть октав выше, чем я могла бы спеть. Я вошла вслед за Тревисом в амбар, где он хотел устроить птенцам дом. Но пронзительные крики Голубки и Сойки немедленно привлекли внимание кошек. Они встали в кружок — глаза горят, хвосты подергиваются.
— Пошли в курятник, — предложила я, — там они будут в безопасности.
В курятнике крепкая крыша, ни кошкам, ни енотам, ни ястребам не добраться.
Мы взяли деревянную коробку с очесами от Белоснежки, маминой любимой овцы, и уложили птенцов в их новый дом. Они настойчиво, без перерыва, требовали пищи. Два разинутых рта, за которыми маленькие тельца почти не видны. Птенцы замолчали, только набив до отказа клювы мягкой мешаниной из куриного корма. Их крылышки трепетали от волнения.
— Думаешь, надо дать им попить? — спросил Тревис.
— Ну, вреда не