Для него был забронирован трон – садовый стул, возвышающийся над пассажирами, сидящими на полу. Трон он проигнорировал и устроился среди семей и скотины. Прислонил сумку к перегородке и облокотился на нее. На него напал кашель: воздух был насыщен пылью и испарениями маниоки. Все еще на ногах, Мишель суетился, помахивая блокнотом: он не умел ни читать, ни писать, но данный аксессуар был крайне важен для его роли администратора.
Грегуар не питал никаких иллюзий. После прибытия выяснится, что не хватает половины оборудования – забыто, украдено, продано. Не важно: лучший способ управляться с проблемами в Африке – их игнорировать. Неуверенность была полноценной составляющей любого проекта. Только приняв данный постулат, можно оценить истинную поэтичность этой страны, иррациональной и безысходной.
Пока винты набирали обороты, Морван уже погрузился в сон, опьяненный манящими перспективами этого путешествия. Оставалось только перенестись в свое королевство более чем в тысяче километров отсюда. Он снова ощутил дрожь первооткрывателя. Он им и был в самом прямом смысле слова: во времена царящего хаоса эти земли вновь стали девственными, и более ни один белый не осмеливался на них ступить.
Самолет заглох, снова завелся, опять заглох, вызвав в кабине крики ужаса и взрывы смеха. Наконец он поднапрягся, заурчал ровно и начал разбег. Одних пассажиров уже укачало. Другие спали. Воцарился безропотный фатализм. Авария была лишь одним из способов умереть среди многих прочих.
Дети играли, не соблюдая ни малейших правил безопасности. Однако голос по радио на французском и на суахили излагал почерпнутые из инструкций официальной компании указания, рассказывая о не существующих здесь ремнях, кислородных масках и спасательных жилетах.
Морвана всегда завораживало, какими магическими свойствами наделяют на Черном континенте французский язык и всякие административные процедуры: бумаги, ручки, печати уже были шагом к идеализированной реальности. Когда у тебя ничего нет, пустоту заполняет пустословие.
Он подумал об Эрване, который наверняка сейчас маринуется в какой-нибудь приемной в Лубумбаши. В своих планах Морван опирался на мощного союзника – африканскую бюрократию. Пусть он уже принял свои меры предосторожности, все равно он знал, что перед лицом окружающей бездеятельности у сына нет никаких шансов.
Он прикрыл глаза и отдался на волю снов.
8– Шуткуете?
У Эрвана уже не осталось сил отвечать. Все утро он провел в поисках самолета на Анкоро. Он перетряс частные транспортные агентства, неправительственные организации, горнодобывающие компании: ни одного рейса не предвиделось. И в любом случае ему требовались официальные разрешения. В конце концов до него дошло, что без этих бумаг поиски самолета бессмысленны. Тогда он посетил министерства, региональную палату, дирекции водных и лесных ресурсов, рудников и недр. Нигде он не нашел никого из минимально «уполномоченных». Следовало записаться на прием, и даже для этого нужно было прийти еще раз.
В результате осталась единственная властная структура, способная доставить его на север страны: миссия ООН в Демократической Республике Конго. Вот почему он и находился сейчас в бунгало с жестяной крышей, штабе MONUSCO, авеню Мама-Йемо, в центре города.
– Шуткуете?
Майор Дани Понтуазо, новый глава ооновского представительства, в голубом берете, надвинутом на один глаз, подбоченился. Светловолосый здоровяк, розовый и свежий, – таких в Лубумбаши не часто встретишь.
Выходец из Квебека, он говорил на французском, лишь отдаленно напоминавшем язык Вольтера. После славянского или китайского акцента, которого Эрван вдоволь наслушался от инженеров, маринующихся с ним вместе в различных приемных, и ломаной языковой смеси, на которой изъяснялись конголезские чиновники, тарабарщина руководителя «голубых касок» стала последней каплей.
– Кто нам всуропил такое дело? Ты чё удумал?
– Я должен провести расследование и…
– Чё за расследование?
Эрван принялся было объяснять, но Понтуазо тут же оборвал его:
– У тя письменный приказ есть от твоих? Чё-нить официальное?
– Нет. Я веду собственное расследование.
Канадец расхаживал перед его носом. Его кабинет с выкрашенными бетонными стенами так и сиял. Кондиционер, великолепная меблировка, кофемашина… ООН умела устроиться.
– И думать забудь, друган. В той зоне неспокойно.
Ему было не больше сорока, и он наверняка следовал приказам старших офицеров, находящихся там, где было действительно жарко, например в районе Киву. Но где бы в Конго они ни находились, силы ООН подвергались нападкам и критике. Не далее как этим утром на «Радио Окапи» один конголезский депутат обвинял MONUSCO в том, что они просто туристы…
Понтуазо в очередной раз пустился в описание ситуации в Катанге, конфликтов, которые, по его словам, постоянно тлели в северной зоне, вооруженных группировок, которые уже не поддавались подсчету, и беженцев, которых некуда девать…
Эрван понимал едва ли одно слово из пяти, но не осмеливался попросить офицера перейти на английский – тот был родом из страны, где говорили «быстрый ресторан» вместо «фастфуд» и «отдыхательная машина» вместо «дачный прицеп».
Он довольствовался тем, что пытался уследить за выражением лица своего собеседника. У Понтуазо был ребяческий вид, приплюснутый нос и светлые глаза, похожие на два матовых стеклянных шарика. Его блондинистые кудри выбивались из-под берета, словно накладные.
– Усекай это! – воскликнул он, указывая на карту на стене.
Потом схватил линейку и, стоя навытяжку в своей форменной куртке, начал обстоятельно описывать различные зоны конфликта, развернувшегося вокруг Анкоро. По ходу дела он прошелся и по соседним странам, которые извлекали выгоду из контрабанды руды: Руанда, Уганда, Бурунди… Затем настал черед международных группировок, торговцев оружием, сомнительных бизнесменов – всех тех, кто кормился колтаном, танталом, касситеритом, золотом и алмазами – и, конечно же, войной.
– Пять миллионов убитых, чё-нить соображаешь?
Без всякого перехода он обрушил свой гнев на неправительственные организации, которые играли на руку всем этим махинаторам, косвенно помогая милиции, потом потоптал правительства, которые послали в это дерьмовое болото их, бедных парней из MONUSCO, да еще запретив во что бы то ни было вмешиваться.
– Могу сказать, чё дальше будет: война закончится, только когда все сдохнут! Блин! И точка.
Эрван поднялся, не пытаясь вступить в спор. Уже около пяти часов, скоро стемнеет, а он не продвинулся ни на пядь. Поблагодарил майора и двинулся к двери, но тот заступил ему дорогу:
– Ты сын Грегуара Морвана, точняк?
– Да.
– А чё с ним сегодня не уехал?
Значит, отцу удалось улететь – нужно было принять его предложение.
– Нам было не по пути.
– А куда именно он направился?
– Не знаю, но мне нужно в Лонтано.
Понтуазо приподнял берет указательным пальцем, по-ковбойски.
– Ты в курсах, чё города ваще больше нет?
– Я найду свидетелей в деревнях поблизости.
Амбал сделал шаг вперед, и Эрвану пришлось отступить. Как если бы угроза была недостаточной, канадец заложил обе руки за пояс, на