Я отвернулась и быстрым шагом пошла прочь из сада. У меня тряслись руки, а губы беззвучно шептали разные крепкие словечки. Но вслух произнести их я бы ни за что не решилась.
Пришлось укрыться в палисаднике, чтобы не видеть, как Лео уходит через заднюю дверь, и чтобы не встречаться с отцом. Здесь я просидела добрый час, обрывая цветки шиповника. Когда немного успокоилась, стало жаль изуродованного куста. Лепестки усеивали скамью и траву каплями крови. Это зрелище расстроило еще больше. Захотелось заплакать, как в детстве, когда слезами можно было исправить почти все.
В груди копошился клубок неприятных чувств: вина, брезгливость и смутный страх.
Так бывает в романтических книжках да в уличных кукольных спектаклях — строгий отец против воли отдает дочь замуж за негодяя. Но как такое могло произойти со мной? Каким образом отец — уютный, домашний, свой, — вдруг превратился в сказочного тирана? Как он может желать, чтобы его дочь, — та самая, которой он делал заводных кукол, и катал в детстве на плечах, — делила ложе с мерзким, потным Лео, и рожала от него детей! Это неправильно, и противно, и стыдно! Словно подменили отца. Словно он стал чужим…
Я потерла переносицу, которую уже нещадно щипало, проглотила комок в горле и сказала вслух, обращаясь к фигурке садового гнома:
— Ничего страшного пока не произошло.
Надо подумать, как убедить отца, решила я. До вечера лучше не показываться ему на глаза. Раз у них с Лео уже все обговорено, мерзавец наверняка доложил ему, что сватовство сорвалось. Пусть отец перекипит в одиночестве. Марта о нем позаботится. Ей лучше удается успокоить его. А вечером… вечером посмотрим. Что-нибудь соображу.
Я встала и с любовью поглядела на дом, который, возможно, скоро придется покинуть навсегда.
Самый красивый особняк в Ольденбурге, с затянутыми плющом стенами из красного кирпича, стрельчатыми окнами, каменными гроздьями винограда над входной дверью и золотой курочкой-флюгером. В светлой мастерской каждая вещь на своем месте, и вкусно пахнет машинным маслом и полиролью. А когда развешанные на стенах и спрятанные в витринах часы начинают одновременно бить время, так и хочется подпевать и пританцовывать в такт.
Страшно представить, что скоро все это у меня отберут!
Я крепко сжала ладони и стиснула зубы. Надо хорошенько все обдумать. В конце концов, от меня не требуют невозможного. Договорные браки не редкость. Но между супругами должны хотя бы существовать симпатия и уважение! Однако о каком уважении может идти речь, если при одном взгляде на Лео, на его вечно слюнявые губы, меня начинает тошнить…
Что ж, в запасе есть еще несколько часов, чтобы изменить отношение к будущему жениху. Или найти иной выход.
Настроившись таким образом, я решила следовать первоначальным планам на день — несколько их изменив.
О чтении в саду с кульком орехов под рукой придется забыть. А вот наведаться в лес за ранней земляникой и сходить на почту за посылкой — почему бы и нет? Не помешает проветрить голову от тяжелых мыслей и перекинуться парой слов со знакомыми в городе. Можно рассказать жене почтмейстера о притязаниях Лео. Толковый совет лишним не будет.
Я на цыпочках прокралась на пустую кухню, прихватила лукошко и, оглядываясь и приседая, огородом выскользнула на улицу, а оттуда пошла прямиком к городскому амбару.
Шагала неспешно, потому что хоть и легкая у меня была ноша в руках, на сердце лежал пудовый камень. Однако примешивалась к тревогам и надежда на чудо — что все как-то изменится, придет какая-то весть… я загадала, как в детстве — не наступлю ни на одну трещину в брусчатке, все будет хорошо.
Так, крадущейся походкой, вглядываясь в землю под ногами, я добрела до рабочего квартала.
У стен прачечной заметила Риту, дочь возчика. Девчонка стояла возле куста чертополоха и яростно молотила его большой палкой. Во все стороны летели зеленые ошметки листьев и комки земли, а Рита вполголоса ругалась так, что ее отец мог бы ей гордиться.
Ей было всего пятнадцать, и она недавно назначила меня своей подругой. Рита была самоуверенным сорванцом и считала, что знает о жизни все. Когда удавалось сбежать со школьных занятий, она болталась по городу без дела. Обрывала яблоки в садах, играла с трактирным мальчишкой в орлянку и помогала возчикам с лошадьми. Меня она считала «книжной девой», недалекой в житейских делах, и поэтому заявила, что будет за мной «приглядывать».
Меня это забавляло: компания жизнерадостной и бесшабашной Риты мне нравилась, хотя настоящей дружбы, конечно же, быть между нами не могло — как-никак семь лет разницы.
— Что ты делаешь? — попеняла я Рите. — Смотри, у тебя все руки исцарапаны. Так девушки себя не ведут. Ты уже не ребенок.
— Плевать, — отозвалась возчикова дочка и одним метким ударом лишила чертополох головы. — Нннна! Получай, полковник! — азартно закричала она. — Вот тебе, вот! Прямо в печенку! Прямо в твой железный зад! В твое железное сердце! Сдохни, сдохни!
И прибавила еще пару слов, от которых я скривилась.
— Эй, в чем дело? При чем здесь полковник? Это ты про Августа фон Морунгена?
Рита, тяжело дыша, бросила палку на пол и подбоченилась.
— Ага, — сказала она и сплюнула на землю. — Про него самого. Слышала новость? Он моего отца оштрафовал, а брата посадил в каталажку.
— За что? — спросила я, хотя сразу догадалась, каким будет ответ. Брат Риты был злостным браконьером и промышлял в княжеских угодьях. Прежний наместник получал от него свежую оленину и поэтому закрывал на проделки Виго глаза. Видимо, новый наместник питал отвращение к краденому мясу.
— Поймал его в Буром Лесу с дюжиной фазанов, — сообщила Рита без особой печали в голове. — Будет суд. Говорят, сошлют брата на год на галеры.
— Как же вы теперь будете?
— Не знаю, — Рита пожала плечами. — Как-нибудь справимся. Мать сказала, раз на дурака Виго больше рассчитывать нельзя, найдем другой промысел. На одно отцово жалованье трудно прожить. Во! Будем ходить на старый серебряный рудник. Вдруг удастся найти заброшенную жилу, добыть самородков… раньше многие так делали, и многим везло. Поговаривают, прошлым летом один пришлый бродяга нашел целых три, каждый величиной с орех! Дед-то мой рудокопом был, у нас и инструмент подходящий имеется. Ну, а коли не набьем хорошей породы, там ломаных железяк полно, их в городе принимают по пять медяков за пуд.
— Опасно. Нехорошее это место, — покачала головой я. — Даже старый наместник запрещал ходить в закрытый рудник. Представляю, что скажет об этом новый.
— Новый пусть катится в… — описанный Ритой маршрут был столь живописен, что я рассмеялась.
— А у тебя как дела? — спросила Рита.
Дела мои по сравнению с Ритиными