— А что теперь делать? — спросил Жан, когда мы поужинали.

— Если ты спрашиваешь, чего бы хотел я, то, конечно, достигнуть мест, освещенных солнцем.

— Надеешься, что там будут организмы более близкие нам?

— Да… Даже те, которых мы видели днем, были ближе к нам, чем эти светящиеся создания.

— А может, сначала исследовать тщательнее атмосферу? — предложил Антуан.

Как и следовало ожидать, и на этот раз мы получили те же самые данные, что и при первом анализе. Только не удалось выяснить, что представляет собой неведомое разреженное вещество — очевидно, это было очень сложное соединение.

Вместе с углеродом и азотом имелись изотопные вещества. Так, атомный вес углерода достигал 12,4, а вес атомов азота до 13,7. Были незначительные добавки аргона, неона. Как я уже сказал, поражало высокое количество углерода.

— Здесь есть азот и двуокись углерода, поэтому возможна жизнь сложных организмов, почти таких же, как у нас на Земле, — сделал замечание Антуан.

— Понятно. А что вы скажете про изотопные соединения? — воскликнул Жан. — Что касается азота, то я более-менее понимаю. А что до углерода, то это необычно, это черт знает что! Углерод, сопровождаемый гелием, оказывается здесь связанным полностью с другими атомами! Не понимаю!

— Однако это сама действительность. Я думаю, что такая сложная форма углерода имеет здесь другое значение для живых существ, нежели на нашей планете. Поэтому нет ничего удивительного, если флора и фауна отличаются от земной.

— А нам еще нужно определить физические свойства: плотность самой планеты, силу тяжести, температуру, длительность суток, года…

— Вы не очень утомились? — спросил Жан. — Если нет, может быть, мы направимся к освещенным местам?

— Мои часы показывают час ночи, — ответил Антуан. — Нам некуда спешить. Вот понаблюдаем еще немного за светящимися существами, а потом, выспавшись, выйдем наружу.

Жан не мог протестовать против такого распорядка, и мы решили спать. Еще на протяжении получаса мои спутники глядели на светящихся тварей в атмосфере, что дало нам возможность лучше сгруппировать их и убедиться, что это действительно явления живой жизни, куда более утонченной, чем наивысшие формы нашей.

Потом мы впали в забытье до самого рассвета.

Когда я проснулся, Жан готовил утренний кофе, тот самый кофе, при запахе которого так приятно было дважды в день думать и мечтать…

И хлеб лежал уже горячий, пышный и такой свежий, будто только что вынутый из печи.

Вместе с витаминами, прессованным сахаром и маслом это был очень аппетитный завтрак. Шеф-повар Жан угощал нас незабываемым кофе и вкусными тартинками.

— Вот здорово! — сказал Антуан, который больше всех был охоч до вкусненького. — Люблю покушать!

— И кто бы мог подумать, что мы, простые смертные, сварим себе кофе на далекой планете?

— А еще удивительнее то, что нам довелось смаковать его в межпланетных пространствах, — сказал я. — Здесь-то мы в окружении, подобном нашему, земному.

— Влезли в чужой дом… И пока еще нельзя сказать, чтоб тут было хорошо… Итак, готовимся к выходу!

— Сначала посмотрим, что скажут птицы.

Мы взяли с собой в рейс шесть птиц: пару воробьев, зяблика и трех чижей, которые, так же как и мы, чувствовали себя неплохо на протяжении перелета.

Антуан взял клетку с зябликом и поставил ее в камеру, которая могла сообщаться с окружающим пространством. Маленькой нагнетательной помпой мы накачали в нее воздух из внешнего мира. Когда мы поели и оделись как следует, то убедились, что зяблик в своей клетке чувствует себя хорошо.

— Этого и следовало ожидать, — заявил Жан.

— Более-менее… А вообще-то мог быть вредным тот неведомый газ. Однако, сдается мне, он не влияет сразу. Во всяком случае, мы будем остерегаться.

Еще десять минут, и, вооружившись обычными респираторами, приспособлениями и инструментом, мы вступили на почву планеты, и почувствовали такую легкость, словно наши силы утроились. А как легко было дышать, имея только респираторы.

— Не могу сдержать своего восторга! — воскликнул Жан, взмахнув руками.

Эти слова прозвучали для нас, как музыка, так как мы опасались, что в такой разреженной атмосфере нам будет тяжело разговаривать и слышать друг друга. Однако по какой-то неизвестной причине воздух отлично проводил звук.

Он был чрезвычайно чист. Суставчатые организмы так и кишели — некоторые из них были неподвижны, как наши растения, другие — двигались, как земные животные. Наиболее быстрые ползали, как гадюки, питоны, медлительные же — почти как наши слизняки и улитки. Строение их было несимметричным, они не походили на земных радиолярий.

— Присмотритесь-ка, сколько у них ног? Ведь эти отростки — действительно ноги.

— Похоже, что так. Существа перемещаются с их помощью, но, я бы сказал, что они ползают…

— Одна, две, три, четыре… восемь. Выходит, восемь лап.

— Так-то оно так, но, может, есть еще и девятая, которая высовывается изредка.

Удивительны были движения этих придатков: они то втягивались, то зигзагообразно вытягивались, то принимали форму спирали и всякий раз очень легко изменяли свои очертания.

— Надо бы перевернуть какое-нибудь создание, если это возможно, — предложил я.

— Посмотрим, — ответил Жан и приблизился к одному из них, размером чуть больше нашего грызуна.

Быстрым движением он перевернул животное на спину — оно все было охвачено сильным сиянием, которое через несколько секунд погасло. Тварь быстро перебирала лапками, чтобы принять обычное положение.

— Интересно, что это за сияние? — промолвил Антуан.

— Даже девять лап! — провозгласил Жан.

— Действительно, девять.

— Обратите внимание, эти придатки соединены по трое и каждая троица сходится, образуя маленький бугорок.

— И правда, интересное обстоятельство.

— Да, очень интересное, к тому же…

Антуан замолчал, как бы не находя слов. А пока он думал, мы, так же как и он, заметили: три ряда лап отделялись один от другого двумя глубокими канавочками, то есть тут было точно три разных отдела.

— Мне пришла мысль, — продолжил Антуан, — что вместо внутреннего устройства с лучевой или зеркальной симметрией, эти существа строенные. Проверим!

Жан перевернул еще двух животных неодинаковых размеров и видов. Как и первое, они сразу охватывались сильным сиянием. У них тоже было девять придатков, группами по трое с двумя канавочками.

— Все строенные. Видимо, вместо двусторонних, что главенствуют у