– Почему?
– Процесс Роу против Уэйда[26]. Я имею в виду, решение наконец-то принято в январе, но представляешь, скольким женщинам пришлось умереть дома до того, как аборты стали легальными?
– Нет, я…
– О! Там одну женщину несли в деревянном гробу, она изображала мертвую… Просто фантастика!
– Ого.
– А некоторые щеголяли в одних лифчиках. Тебе бы понравилось!
Хмыкаю:
– Ага…
– Я чувствовала себя такой живой, Джонни, когда была частью всего этого! Сейчас такое прекрасное время, чтобы быть женщиной. Быть свободной от гнета мужчины. Мир просто безумно хорош, знаешь ли…
– Ну да, ну да…
Никогда не знал, как реагировать, поэтому намазываю и сую в рот еще один крекер и говорю:
– Знаешь, я ужасно расстроился, что тебя не было сегодня на английском.
– Да? А что случилось?
– Мы должны были выбрать партнеров для доклада.
– Ох ты ж блин!
– Вот и я о том же.
– Кто тебе достался? Аарон?
– Не-а. Новенький.
– Новенький?
– Да, сегодня был первый день. Индеец…
– Серьезно?
– Ага… – Провожу пальцами по обоям с золотыми блестками, выписывая узор, странно напоминающий его кривоватую улыбку.
– Круто! Он был в Раненом Колене?
– Да нет, он вроде нормально ходит, он…
– Джонатан!
– Что?
– Я говорю о Вундед-Ни, городке в Южной Дакоте. О том месте в резервации, где сто с лишним лет назад были убиты сотни американских индейцев. Это одна из причин, по которым они его сейчас захватили.
– А… Тогда не знаю.
– Раненое Колено – величайший захват нашей эпохи. Я чуть не поехала туда вместе с папой, чтобы помогать им… Ты что, не помнишь, как я рассказывала?!
– Нет. А что такое?
– Повнимательнее надо быть, Джонни. Это важно. – Она выключает Роберту. Боже, видимо, дело действительно серьезное. – Вот в чем суть: движение американских индейцев отвоевало это место и заняло его в феврале на 71 день. Они забаррикадировались, чтобы привлечь внимание к тому, что им несколько поколений приходится терпеть несправедливость. Потом явились прихлебалы Никсона и попытались их оттуда выкурить, окружив периметр, чтобы никто не мог проникнуть внутрь. Каждую ночь велись перестрелки и бои. Несколько коренных американцев погибли. Это была трагедия. Вся страна смотрела… Ты что, никогда новости не включаешь?!
– Ну, я… Вообще-то нет. А зачем им это понадобилось?
– Ай!
– Что случилось?
– Дурацкая иголка – пытаюсь вышить свое имя на бедре… в общем, вроде того, что пытаемся делать мы – ну, понимаешь, бороться за право быть самими собой. Но они довели это до высшей точки. После захвата коренные американцы по всей стране начали съезжаться туда в знак солидарности – и это было прекрасно. Вот почему папа едва не увез нас в Вундед-Ни, но мама решила, что это слишком опасно.
– Ну да, понятно, в смысле, если там была пальба и бои…
– А можно ли их винить, малыш? Им тошно, потому что их игнорируют, у них украли все, чем они владели, в том числе и саму землю, ты вообще в курсе? Поэтому они сплотились, чтобы потребовать назад право голоса и зе́мли и бороться за то, что было им обещано примерно сотни лет назад: освобождение от правления белых. Короче, власть народу и все такое прочее.
– Ого!
– Ага! Невероятно вдохновляет.
– И что, победили?
– Смотря что подразумевать под победой. Что-то выторговали, но если проследить историю, их заткнут снова. Однако они привлекли больше внимания к себе, как к народу, и в моих глазах это огромная победа.
– Может, Уэб и был там. Он сказал, что только переехал. Не знаю, откуда…
– Надо его спросить. Это было бы здорово…
– Ага…
– Кто еще не пришел в школу?
– Так даже и не вспомню.
– Может, я смогу к вам присоединиться, ребята? Ну, превратим это дело в тройничок…
– Старла!!!
– Он симпатичный?
– Нет… в смысле, не знаю… В общем, это хорошая идея. – Одновременно с этими словами достаю ужин из духовки, хоть он еще и не разогрелся. – В смысле, НЕ тройничок, а работать втроем. Так будет проще. Давай завтра попросим Дулика? Слушай, мне надо…
– Идти. Я знаю. «Сонни и Шер». Продолжение следует. – Она смачно чмокает, посылая мне воздушный поцелуй, и я ставлю на столик поднос как раз в тот момент, когда на экране мелькает Шер с песней «Долгая и извилистая дорога».
Несколько часов спустя, щурясь, открываю глаза. Остатки телеужина в фольге красуются на столе. Голос Шер до сих пор звенит в голове… А, нет, это телефон. Который час, интересно?
Ползу в кухню, снимаю трубку.
– Алло?
– Джонатан? Ты в порядке, сынок?
– Кто это?
– Честер. Из таверны «Блюзовая нотка». У тебя все хорошо?
– А… Точно… Привет. Да, все в порядке. А что?
– Сейчас два часа ночи. Ты придешь? Или мне кому-нибудь другому позвонить?
– Нет-нет, прости, скоро буду.
Кладу трубку, натягиваю «чаки» и иду пешком за тридцать семь кварталов от дома, чтобы забрать папу.
822 мая 1973 года, вторник
На следующее утро:
– Скорей, малыш, опаздываем! – вопит Старла, сидя на золотистом «Швинн-Стингрэй» у калитки своего дома. (Вообще-то это мужской велик, но моя подруга при любой возможности бросает вызов любым гендерным стереотипам.) Она напоминает рекламное фото из каталога «Сирс», позируя в джинсах клеш и топике-безрукавке, который соорудила из футболки с принтом «Джози и кошечки»[27].
Начинаю крутить педали быстрее. Ее розовые флуоресцентные губы: два маяка, ведущие меня в утреннем тумане.
– Снова не спал допоздна? – спрашивает она.
– Ну, в общем, да.
Пару раз затягиваюсь «питер-пол-и-мэри», мысленно отыскивая на ее лице очередное созвездие из веснушек.
– Вот ведь говнюк, – цедит она, глядя в сторону моего дома.
– Да ладно. Поехали.
Едем в молчании, как всегда. Единственный звук: новые, только что сплетенные бусы в волосах Старлы перестукиваются на утреннем ветерке.
Через несколько минут заворачиваем за угол. В отдалении маячит футбольный стадион.
– Слушай, а ты на бал собираешься? – спрашивает она, чуть наклонив назад голову.
– Нет. А что?
– Да он скоро. Просто поинтересовалась. Вчера вечером после нашего разговора мне звонила Линдси.
– Да ну?
– Ага, она ищет девчонок для компании. Я и подумала, может, мне понравится. Кстати, похоже, она будет моей партнершей в докладе по английскому…
– Да как так-то? Серьезно?
– Не переживай, у тебя все будет норм. Я уверена, что… Погоди-ка, это что – он?
Он и есть. Сидит в тени дуба у парковки, курит сигарету. Один.
– О, милый, да он не просто симпатяжка. Он красавчик! Давай скорей, я хочу с ним познакомиться.
– Нет, лучше просто…
– Вперед!
О боже! Паркуем велики, подруга тащит меня вперед.
– Привет, я Старла!
– Привет, – отвечает он, не поднимая глаз от земли. Одежда та же, что и вчера, но волосы разобраны на две косицы.
– Привет, Уэб.
Он поднимает голову и расплывается в той самой улыбке с ямочками.
– О, привет, приятель!
– Я… э-э… клевая у тебя бандана, – мямлю я. – Просто крутяк.
– Спасибо.
Стоп-кадр: смотрю на Старлу, Старла – на Уэба, а Уэб… на муравейник.
– В общем… наверное… – начинаю я.
– Ты – коренной американец, верно? – в лоб спрашивает Старла.
Он кивает и щурится.
– Оглала-лакота, да.
– Точно… Ты был в Вундед-Ни?
Уэб снова кивает и спрашивает:
– Ты об этом знаешь?
– Шутишь?! Мы каждый день смотрели вас по телику. Мой старик едва не увез