Иисусе! Она задает вопрос на голубом глазу, но – черт возьми! Даже Скотти оборачивается, чтобы проверить, действительно ли эта цыпа говорит серьезно.
– Да, мисс Холстид, – кивает Дулик, ничуть не смущаясь. – Истинная половая любовь не ведает границ. Она беспредельна, она выше звезд. Дальше самого рая. Когда время исчезает, и все становится неважным… – Он запрокидывает голову и смотрит в потолок.
И плачет.
Ну вот, снова-здорово. Мы смотрим на него во все глаза, недоумевая и выжидая, и вдруг:
– Придумал! – восклицает он так, что дергаются все. – Объединитесь каждый со своим партнером и поговорите об этой цитате. – Дулик забегает за стол, с размаху шлепает ладонью по доске. – Какой один вид любви больше любого другого из тех, о которых мы говорили сегодня? – Вскидывает руки к потолку и говорит нараспев, точно проповедник: – Я хочу, чтобы в эти выходные вы побывали со своим партнером в том единственном месте, которое заставляет вас ощущать эту любовь, а потом использовали опыт в докладе!
О нет!
– О да, это будет хорошо, ребята, очень-очень хорошо.
– Не надо, Дулик, в эти выходные школьный бал! – в ответ поет хором весь класс в почти идеальной гармонии.
– Тем лучше. Значит, будет множество возможностей сделать это вне школы. И даже не думайте, что сможете увильнуть – вы расскажете об этом в понедельник!
– Не-ет! – И на сей раз я едва не присоединяюсь к общему хору.
– Тик-так, тик-так, прекрасные мои, осталось всего несколько минут до конца урока!
Стулья скрипят по полу, все вертятся на местах, ворчат. Старла вовсю болтает с Линдси: обе любят Иисуса, так что сразу ясно, о чем разговор.
Уэб и не думает шевелиться, поэтому плюхаюсь на место Саманты. Стул еще теплый от ее тела, внутри возникает противно-липкое ощущение. Теплые стулья. Словно на чужие микробы садишься. Ну да ладно…
– Привет, – говорю.
– Привет.
Он листает книжку про чайку. На лбу блестят бисеринки пота. Когда вот так вот, вблизи, становится заметно, что вид у него усталый. Слишком усталый для человека его возраста. Слишком усталый, как и я…
– Ты пользуешься мылом «Айриш Спринг»? – спрашиваю я.
– Да, а что?
– Эм-м…
Господи! У меня был целый день, чтобы подумать о том, что сказать при следующей встрече, и вот этого в вариантах не было.
– В смысле, я хотел поблагодарить тебя за ту записку на вчерашнем уроке здоровья. Это было потрясно.
Ура!
Он едва заметно улыбается.
– Рад, что тебе понравилось.
– Ага…
– Козлы они, – говорит Уэб, продолжая листать книгу.
– Я знаю.
– Все они.
– Ага…
– Гребаные копы.
– Что?
– Белые копы. Все они тупые громилы.
О… Что-то сейчас изменилось. Не знаю что. Его щеки пылают красным, сравнявшись цветом с банданой. «Чаки» пляшут адскую джигу по полу. Я не знаю, как реагировать, поэтому выпаливаю первое, что приходит в голову:
– Управляй негативом!
Я совершенно точно не собирался говорить это вслух.
– Чего?
– В смысле… (Господи! Мне хочется залепить себе пощечину. Вместо этого опускаю глаза и ерзаю кедами по линолеуму, надеясь, что сумею прокопать дыру и провалиться в нее.) Моя, э-э, врач однажды дала такой совет, так что я… стараюсь смотреть на это с позиции картографа или штурмана… в общем, не обращай внимания.
О боже. Не могу поверить, что сказал все это!
– Что ты имеешь в виду?
Его «чаки» перестают плясать, и… я продолжаю говорить! Сам не знаю почему. Словно кто-то дергает меня за ниточки. Собственный рот мне не повинуется.
– Если в жизни появляется какой-то негатив, я смотрю на него как на шанс – ну, понимаешь, обнаружить новое направление или найти другое чувство, о котором можно подумать, так что не позволяю негативу взять надо мной верх… это что-то типа игры… Да глупости все, не бери в голову. Никогда раньше никому этого не говорил, хе-хе…
Что-то слишком медленно мои кеды копают.
– Супер, – говорит он.
– А? – недоуменно поднимаю взгляд.
– Приемчик супер, говорю. Я въехал.
– А… Ладно. Круто…
Господи, эти глаза! Яростные, но нежные. Как его голос. Они превращают мой разум в яичницу-болтунью, а это никуда не годится, учитывая обстоятельства. Смотрю в пол, барабаню пальцами по столу.
– В общем, ладно… наверное, нам следовало бы поговорить о любви или как там?
Он вновь начинает елозить «чаками».
– В смысле, задание, конечно, чумовое, но Дулик сказал, что мы…
– Я плохо умею это делать, приятель, – перебивает он.
– Что?
– Говорить с другими людьми.
– А, ну, это нормально. Я…
– Или о любви.
– …тоже.
О…
– Можем начать с чего-нибудь легкого, – предлагаю. – Вот, например, какая у тебя любимая пластинка?
– «The Dark Side of the Moon»[28].
– Класс! Pink Floyd круто фишку сечет. А ты их «Meddle»[29] когда-нибудь слышал?
– Нет.
– Некоторым он не нравится. А мне – да.
– Это твой любимый альбом?
– О нет. Мой любимый – любой из альбомов Зигги Стардаста.
– Круто, чувак, Зигги – это фантастика.
– Ты слушаешь его?
– «This is ground control to Major Tom…»[30] – вполголоса напевает он.
– «You’ve really made the graaade …» – шепчу в ответ я. Мы тихонько смеемся. – Да, я определенно чувствую себя какой-то космической аномалией, которая совершила посадку здесь, на Земле, и…
Обрываю себя. Проклятье. И это сказал вслух!
– Я тебя понимаю, чувак, – говорит он.
– Правда?
– Более чем… – Он опирается на локоть. Рисуя восьмерки пальцем на обложке книги. – Но мой отец говаривал: «То, что делает тебя не таким, как все, – это твои суперспособности» – так что… ладно…
– Угум…
Хотел бы я в это верить…
– Ага. И я тоже никому прежде этого не говорил, так что мы квиты.
Две ямочки появляются на его щеках, но он по-прежнему не отводит взгляда от книги.
– Ладно, квиты так квиты, – говорю я.
– В общем, слушай. – Он вдруг выпрямляется. – На самом деле у меня нет этого «места любви», чтобы показать его тебе – ни для доклада, ни вообще. Здесь, я имею в виду.
– Ага, у меня тоже.
– И куда же пойти?
– Ой, э-э… не знаю. Здесь вообще мало куда можно пойти. Уж точно не ко мне домой.
– Да и ко мне нельзя, – говорит он.
– О… – такого ответа я не ждал. И тут же стало любопытно почему.
– Хочешь, просто встретимся на озере? – спрашивает он.
– Нет!
– Ладно… – Он снова листает книгу.
– Я имею в виду… (Проклятье!) Не знаю… дай подумать. (Но как раз думать-то я и не могу. То есть вообще.) В смысле… (о боже-боже-боже!) Наверное, это единственное место…
– В субботу?
– А, наверно, да… Ой! Только не утром, я буду со Старлой. Попозже, днем?
– Договорились, – кивает он.
– Договорились, – киваю я.
В груди колотит кузнечный молот. Странно, что он не слышит грохота. Хотя, может, и слышит. Его пляшущая нога точно попадает в ритм. И я доподлинно знаю, что он своими глазами накладывает на меня заклятье: все плывет, я потею, дергаюсь и…
– Ой-ёй! – Кисти рук прошивает иголками. Нет. Черт!
– Что случилось?
– Ничего.
Дурацкое лечение. Я же знал. Я не должен этого делать. Я не должен думать о нем так. Вот и как теперь с этим быть? Я с размаху роняю руки на колени. Тру