Читать «Бородавки святого Джона»

Можно без преувеличения сказать, что рок-группа «Голоса травы» имела мировую известность. Ее знали и любили в ближнем и дальнем зарубежье, тепло встречали в Германии, Польше и Чехии. С клипа «Голосов» начиналась местная телепрограмма «Новости культуры». Они были культовыми, обожаемыми, во время поездок за ними обозом тянулись фанаты. Руководителю группы, соло-гитаристу Майклу Миллеру, талантливому музыканту, композитору и фантазеру, принадлежала ломающая каноны идея использовать флейту в классическом роке. Когда вдруг вырубался ревущий heavy-metal, а наступившая следом тишина оглушала ничуть не меньше, вдруг раздавался чистый высокий, чуть дрожащий звук мексиканской флейты. Настоящий мексиканец Рауль Рохас выступал со своей соло-импровизацией всего-навсего минуту! Бесконечную и краткую, как миг. Но за эту минуту флейта успевала перевернуть душу и сделать ее чище.

Прозвище Майклу Миллеру дали Мишка-Бегемот за его внушительные размеры. Голос у него был невелик, но владел он им мастерски. Ребята вкалывали на концертах, как черти. Только вились длинные зеленые шарфы – фирменный знак «Голосов». Майкл, терзая гитару, скакал по ходившей ходуном сцене. Ударник – в трансе, с закрытыми глазами, запрокинув голову, – работал на автопилоте. Гудела, как в преисподней, ритм-гитара…

В конце сентября вдруг резко похолодало. С белесых небес сеялся холодный по-осеннему дождь, сменивший паутинки бабьего лета. После концерта, переодевшись, возбужденные, разгоряченные, они, спасаясь от фанов, потянулись к боковой двери, где их ждал собственный автобус. Все были измотаны, но на Мишкину дачу поехали. От сауны отказались, зато выпили много, расслабляясь.

Около полудня следующего дня музыканты и гости сползлись на крытую веранду завтракать – расхристанные, с мутными взорами, желающие только одного: большой кружки холодного рассола, ледяной компресс на лоб и тишины.

– А где шеф? – спросил Сеня у подруги Майкла Алисы.

– Кемарит, – зевнула девушка.

– А ну, Витек, давай, сгоняй за Мишкой, – приказал Сеня, и ударник, как самый молодой, бывший у них на посылках, стал выползать из-за стола, опрокинув при этом кружку с кофе.

– Корова, блин! – прокомментировал Сеня.

Витек появился минуты через три. Лицо его было пепельно-серым, он разевал рот, но оттуда не вылетало ни звука.

– Ну! – рявкнул Сеня, теряя терпение.

– Э-э-э… – проблеял Витек, беспорядочно взмахивая руками…

…Майкл лежал на спине, разбросав в стороны руки с пудовыми кулачищами, синяя махровая простыня едва прикрывала громадный, как гора, волосатый живот. Глаза невидяще смотрели в потолок…

– О господи! – прошептала Алиса, опускаясь на пол.

Майкл умер еще ночью, около четырех, как установила экспертиза. Не от передозировки или с перепоя, как решила группа, а от внезапной остановки сердца. Принимая во внимание образ жизни артиста и постоянные перегрузки, ранний уход его при всей трагичности был предопределен. Месяц назад Майклу исполнилось сорок два.

Город погрузился в траур. С афишных тумб, заборов, телеграфных столбов улыбался Майкл, жизнерадостный, энергичный, рыжебородый. С экрана телевизора он делился творческими планами – телепрограмма повторяла снова и снова последнее интервью с группой.

На кладбище собралась толпа фанов, тысяч пять, не меньше. Музыканты устроили концерт прямо у могилы. Рев тяжелого рока повис над кладбищем. Вдруг музыка стихла. Секунда оглушающей тишины, и соло-импровиз Рауля Рохаса – высокий дрожащий жалобный голос флейты – взмыл к серому низкому небу. Толпа перестала сдерживаться и зарыдала в голос.

Народ до темноты провожал в последний путь своего любимца.

– Мишка, – сказал Сеня, обращаясь к цветочной горе и утирая слезы, – это был лучший концерт в твоей жизни! Спи спокойно, Мишка! Мы тебя не забудем!

Мелодично тренькнул сотовый телефон на тумбочке рядом с кроватью. Мужчина протянул руку, взял его на ощупь, не глядя, и, отвернувшись, не желая тревожить спящую рядом женщину, тихо сказал:

– Ну, что там? Да! – и еще раз нетерпеливо: – Да, да, успокойся! Я тебя слушаю! – Две или три минуты он молчал, потом спросил: – Ты где? – и коротко закончил, не скрывая досады: – Сейчас приеду!

Минуту-другую он лежал неподвижно, рассеянно глядя на березы за окном. Было время ранних октябрьских сумерек, наполненных мягким светом желтых листьев и белых стволов. Потом он осторожно погладил женщину по голове, запустил пальцы в густую гриву вьющихся светлых волос и слегка подергал.

– Просыпайся! – сказал он ласково. – Лопушок!

– Уже проснулась, – ответила она, слегка потягиваясь, и потерлась щекой о его ладонь.

– Я должен уйти…

– Я слышала. Иди. Уходи.

– Не сердись. Это Славик, ты же знаешь, он просто так не звонит.

– Знаю, знаю ваши мужские игры. Все вы такие крутые, супермены, ставка больше, чем жизнь. Все я о вас знаю!

– А кто еще супермен? Твой муж?

– О да, он мужик, каких мало!

– Много ты понимаешь в мужиках!

– Ты, конечно, понимаешь больше. Мой муж – нормальный мужик, правда, без полета. Но я на него не в обиде.

– Еще бы тебе на него обижаться!

Они расхохотались. Мужчина стоял у зеркала, повязывая галстук.

– Может, все-таки со мной? – спросил он, оборачиваясь.

– Нет. Я остаюсь. Ни к чему нам реклама, в городе всегда на кого-нибудь нарвешься. Полно сплетников. Так что попрощаемся здесь. И приезжай скорей! Буду ждать.

Он наклонился к ней, легко прикоснулся губами к уголку рта, она крепко обхватила его руками, притянула к себе и прошептала:

– Не отпущу никуда, никогда, ни на минуту! И никому не отдам.

– Держи крепче, а то уведут, – прошептал он в ответ. Она только расхохоталась. – Это тебе, – вдруг вспомнил он и достал какой-то небольшой предмет из кармана пиджака, с улыбкой глядя на нее. – Вот!

Она, подхватив игру, смотрела на него взглядом маленькой девочки, ожидающей чуда. Мужчина подбросил в воздух коробочку из синего бархата, и его подруга, метнувшись вперед, кошачьим движением ловко ее поймала. Нетерпеливо раскрыла, готовая взвизгнуть восторженно, но, удивившись, только приоткрыла рот. На синем бархате лежала подвеска тусклого стекла, оправленная в массивное кольцо белого металла, в петельку сверху кольца была продета изящная цепочка, концы которой уходили вверх и прятались под бархатом подставки. Вещица выглядела странно – простое кольцо напоминало не ювелирное изделие, а скорее техническую деталь, и тонкая цепочка совсем к ней не подходила.

– Ну кто же так смотрит! – Мужчина щелкнул кнопкой лампы, стоявшей на тумбочке.

– Ах! – выдохнула женщина, поворачивая коробочку в разные стороны, отчего тусклая стекляшка вспыхнула ослепительными сине-желтыми искрами.

– Нравится?

– Прелесть, прелесть! – прощебетала его подруга. – Но оправа какая-то необычная… как шайба!

– Шайба! Ты видела шайбу когда-нибудь? Это гвоздь сезона!

– Какого сезона? Местного? – не удержалась она.

– Парижского, темнота ты моя неотесанная. Вся Европа носит эти шайбы, то есть та ее часть, которая может себе это позволить. Ну, скажем, жены крупных предпринимателей и их подруги. Подруги предпринимателей,