тогда, и только тогда, дьявол может подослать к нам своих коварных слуг, которые смогут принуждать тебя к совершению дурных поступков. Но слуги эти не видны невооруженным глазом, потому что это бесплотные духи. Современная наука не может опровергнуть или подтвердить существование невидимых демонов, обитающих в воздухе. Но насчет вампиров, оборотней и прочей нечисти «во плоти» вы – ученые и мы – религиозные деятели сошлись на том, что их все-таки не существует. А если ты, Милане, будешь причащаться и следовать всем церковным правилам, никто из «левых» не сможет к тебе и приблизиться. Молитва и пост… Начинай вести церковную жизнь… Особо ее не афишируй, ведь у вас в университете не очень-то нас жалуют. Ха-ха. Шучу, конечно. – Священник тогда снисходительно и бережно хлопнул меня по плечу, благословив на святое причастие. Но и частое принятие святых тайн не помогло мне увидеть истинную реальность без вампиров. Может быть, я не получил Божественную помощь из-за своего маловерия, а могло быть и так, что Господь намеренно оставил меня, чтобы я смог закалиться в борьбе и узнать больше об этом вопросе. С каждым прожитым днем я убеждался в том, что вампиры существуют.

Священник отказался быть моим духовным отцом, сейчас я его прекрасно понимаю, я же был ученым, которого пригрела на своей груди система. По этой самой причине священник наверняка усомнился в своем помысле, не являюсь ли я хитрым провокатором, который хочет написать пасквиль о мракобесии священства, что в наше просвещенное время продолжает верить в вампиров, как будто в Европе царили еще темные века? Отец Василий никак не мог поверить, что молодой и подающий надежды профессор истории верит в подобную чушь…

Религия в Югославии считалась уделом неразумных женщин. Почти все из действующих сербских монастырей были женскими, и неразумные монахини были единственными, кто меня хоть в чем-нибудь понимал в безбожном социалистическом мире. Думаю, что меня выгнали бы за мои чудачества из Белградского университета, если бы не Божественное провидение. Если Бог Сам открывает какие-то двери, никто не в силах Ему помешать, ни идеологи социализма, ни сам Тито. А может быть, профессора считали мое болезненное увлечение лишь экстравагантным хобби?

Вампиры и вправду, как бы там ни было на самом деле, стали для меня навязчивой идеей. Вначале, как я уже говорил, по совету священника я боролся с ними при помощи медикаментозной терапии, затем, когда меня вытошнило от подобного лечения в уличную урну, я начал по-настоящему думать. На черном рынке я достал старинный пистолет, стреляющий серебряными пулями, стал носить в кармане чеснок и развешивать в своей полупустой белградской квартире пучки шалфея.

Несколько лет назад пугающие видения и странные совпадения, о которых можно говорить очень долго, почти перестали происходить в моей жизни. Самое время вздохнуть с облегчением и успокоиться, но я вдруг ощутил доселе неизвестное мне страстное желание изучить истоки этого вопроса: откуда вообще и зачем на земле существуют вампиры? Я воспринял это успокоение как краткую передышку, во время которой я смогу приобрести теоретические знания о вампирах, что поможет мне в дальнейшей борьбе. Но это оказалось очень трудным занятием.

Вампирологию ведь не преподают в школе или институте. Я обратился к Голливуду и художественной литературе, но современный миф о Дракуле и его приспешниках не вязался с теми маленькими познаниями, какие я уже приобрел в своей маленькой борьбе. Образ кинематографического Дракулы был полностью списан с больных порфирией – странным и неприятным заболеванием, которое возникает от генетических отклонений и характерно недостатком в организме красных кровяных телец – гемоглобина.

Кинематографический вампир был бледной обескровленной тенью настоящего, он был отдушиной для современного мира, который подозревал о существовании видимой нечистой силы, но не находил в себе собственных сил для того, чтобы признать ее живой и действующей. Так нечисть, изгнанная скепсисом, как святой водой, из реального мира, стала осваивать мир фантазий.

Тогда я обратился к древним легендам разных стран и народов и обнаружил неисчерпаемый источник вдохновения для своих трудов. Постепенно я узнал, что являюсь единственным настоящим вампирологом для своего времени. Это все было так странно и удивительно, что преисполняло меня гордостью. Но моя гордость часто сменялась страхом. Я вспоминал те моменты, когда вампиры пытались уничтожить меня, и думал: не следят ли они за моим продвижением в науке их познания, не ждут ли они чего-то от меня? Ведь вампиры не трогали меня, но я часто ловил себя на ощущении, что за мной пристально наблюдают. Либо они что-то от меня хотят, либо Господь оградил меня от видимого зла, чтобы я послужил Ему. Что же было правдой? Пока я не мог дать четкого ответа на этот вопрос.

Субботица

Всякое явление в мире имеет начало. Когда я впервые встретился с видимой нечистой силой, был обычный летний вечер, не отличающийся ничем от других таких же вечеров, разве что жара тогда стояла необычайная. Я помню его так, как будто это случилось со мной лишь вчера.

На лето, да и просто на выходные, я ездил из Белграда к своей бабушке под Кралево, откуда была родом моя мама, в деревню под смешным и родным мне названием Субботица. Есть в Сербии еще и город Субботица, но это не то место, прошу заметить; наша Субботица – маленькая деревня в тридцати километрах от Кралево. И в этой самой маленькой Субботице с незапамятных времен стояла старая заброшенная церковь, посвященная святой Петке. Храм был небольшим и неказистым. Сельские женщины не дали ему окончательно превратиться в мерзость запустения и регулярно выносили оттуда мусор, но сельские мальчики с еще большей регулярностью устраивали там свои игры, несмотря на то что их за это драли за уши.

Нашей семейной Славой была как раз святая Петка. Святая великомученица Параскева, моли Бога о нас! Бабушка ездила на Славу в соседнее село, освящала славский калач, причащалась и приносила нам, если мы были тогда в Субботице, какие-нибудь святыни, просфорки или маленькие иконки. Мой отец был убежденным коммунистом и лично знал Тито, ему такая религиозность по понятным причинам была не по душе. Он никогда не говорил, что за Слава была у его семьи, отец просто отрекся от своей Славы, как и от Бога. Одним словом – коммунист. Но он был и моим отцом, и я по-своему любил его. Отец обладал джентльменским набором ценных личностных качеств, к примеру, он никогда не указывал моей бабушке, но ненавязчиво всегда давал ей понять, чтобы она даже не пыталась вмешиваться в мое воспитание и не учила меня молитве или другим