Читать «24 часа»

© Claire Seeber, 2016

© DepositPhotos.com / irstone, обложка, 2017

© Hemiro Ltd, издание на русском языке, 2018

© Книжный Клуб «Клуб Семейного Досуга», перевод и художественное оформление, 2018

Мне хотелось бы поблагодарить Николу Смит, которая всегда вырывается вперед.

Также выражаю благодарность сотрудникам издательства «Букутюр», а особенно Риан Маккей за ее крайнюю внимательность.

Больше всего мне хотелось бы поблагодарить Кешини Наиду, причем не только за зоркий редакторский глаз, но и за дружеское отношение ко мне, энтузиазм и моральную поддержку.

Посвящается моим домочадцам, а особенно – на этот раз – моему большому мужчине. Тому, возле которого мне надлежит быть.

Иногда приходится совершить подлость, чтобы продолжать жить дальше…

Когда борьба начинается внутри самого человека, значит, он чего-то стоит.

Мы видим то, что хотим видеть.

Это я услышала от своего мужа Сида. Он частенько говорил, что иногда мы видим что-то, а иногда просто предпочитаем не смотреть. Иногда мы просто закрываем глаза.

Это история о том, как я не смотрела.

И о том, что порой любовь не является всепобеждающей и для нее есть непреодолимые преграды.

Да и как можно увидеть любовь? Любовь отнюдь не представляет собой нечто хорошо различимое и отчетливое. Иногда, конечно, она податлива и понятна, но также может быть странной, непостижимой, аморфной. И очень даже часто любовь – это в действительности вовсе не она. Ее границы становятся расплывчатыми, и тогда вопрос заключается уже только в том, чтобы как-то выжить. Она сначала заключает нас в свои теплые объятия, а затем швыряет на пол.

Она для нас благословение или проклятие? Я бы сказала, что это спорный вопрос. Дискуссионный. Поэтому я не могу дать однозначный ответ, но я могу рассказать вам это…

Это – история об уродливой и грубой любви. О такой любви, которая ослепляет.

О любви, с которой вы можете и не выжить.

Когда мы прибываем на территорию больницы, на горизонте за холмами уже брезжит свет. Однако, судя по всему, день будет пасмурным.

И надеяться в этот день не на что.

Мои глаза чешутся и слезятся: они воспалены от усталости и дыма. Я тру их, но от этого становится только хуже.

Женщина, сидящая рядом со мной в машине скорой помощи, что-то говорит, но, похоже, несет какую-то чушь. Я не понимаю слов, которые она произносит. Я бы ей что-то ответила, но не могу сейчас даже сглотнуть. В голове пульсирует, горло – как наждачная бумага, во рту – вкус пепла и вины.

Эта женщина все еще одета в домашний халат. Он из розового велюра, однако розовым его уже не назовешь. Она бледная, ошеломленная. Ее лицо – в слезах и саже. У меня, наверное, точно такой же вид.

Но мне наплевать на то, какой у меня сейчас вид.

Единственное, чего я хочу, – это знать, где находится Эмили.

Никто не смог мне этого сказать. Не было ничего, кроме хаоса: некому задать вопрос, не у кого получить разъяснения. Лишь всеобщее смятение и паника. Полицейские, наконец-то прибывшие на место происшествия, были слишком заняты тем, что пытались оттеснить всех на дорожку за пределами территории отеля. Мы с нарастающим отчаянием наблюдали, как языки пламени все растут и поднимаются так высоко, что их видно над ограждениями. Густой черный дым клубился среди крон деревьев, горящие щепки летали на ветру. Мы наблюдали за всем этим, пока полицейские не заставили нас спуститься вниз по дороге и зайти в помещение, похожее на сельский клуб. Там мы стали ждать, когда приедут машины скорой помощи.

Парамедики уверяют нас, что вскоре все прояснится, что из больницы скоро поступят сообщения о наших друзьях и родственниках и что нам нужно «лишь немножко подождать»: «Подождите еще чуть-чуть, проявите терпение».

А я в ужасе. У меня в животе – ноющая боль, которая меня изводит. Мне необходимо найти Эмили, а затем уехать отсюда. Удрать к чертовой матери, прежде чем меня найдут.

В еще больший ужас меня приводит мысль о том, что я, возможно, уже никогда не увижу Эмили.

События этого вечера снова начинают мелькать перед моим мысленным взором и затем замирают на каком-то моменте, прокручиваются назад, воспроизводятся снова и снова. Языки пламени лижут стену, дым просачивается сквозь щели под дверями. Жара, нехватка воздуха.

Я обхватываю свою пульсирующую голову ладонями, чтобы остановить безжалостный поток образов, но это не помогает.

– С вами все в порядке, милая? – Лысеющий парамедик протягивает руку и аккуратно приподнимает мой подбородок пальцами так, чтобы видеть мое лицо.

– Да, – хрипло отвечаю я, хотя в действительности это неправда. – Спасибо.

– Рука болит? – Он показывает на мою перебинтованную ладонь.

– Немножко. А еще у меня болит горло и очень сильно – плечо.

Заговорив, я тут же закашлялась. Он рассматривает мое лицо. Я, в свою очередь, рассматриваю его короткие густые ресницы, похожие на щетину зубной щетки.

– Что-нибудь еще? Тошнота? Головокружение? Головная боль?

Мне хочется схватить его за руку и держаться за нее. Если я этого не сделаю, я могу потерять сознание.

– Я чувствую себя хорошо.

В действительности мне в жизни еще не было так плохо.

– Понятно. – Он отпускает мой подбородок. – Не делайте резких движений, ладно? Вы сейчас как раз там, где нужно. Вас проверят, не наглотались ли вы дыма.

Но на самом деле я совсем не там, где нужно.

Когда парамедики открывают заднюю дверь машины скорой помощи, чтобы мы могли выйти наружу, нас тут же ослепляет флуоресцентный свет отделения неотложной помощи больницы. Я жмурюсь и, с трудом ориентируясь в окружающем пространстве, выбираюсь из автомобиля.

Я похожа на овцу в стаде, которая слепо идет за остальными, натыкаясь на тех, кто шагает впереди нее. Начинает петь какая-то одинокая птица, затем она замолкает. Сегодня отнюдь не тот день, когда должны звучать радостные песни.

В дверях больницы уже толпятся журналисты из отделов новостей. Я захожу внутрь, следуя за другими людьми. У меня во рту резкий привкус. Привкус дыма.

У основания лестницы, по которой все начинают подниматься, я останавливаю медсестру в голубой униформе, поспешно спустившуюся к нам. Вид у нее мрачный.

– Я ищу Эмили Саутерн, – говорю я. – Не подскажете, как мне ее найти?

– Кого? – хмурится медсестра.

– Мою подругу. Пострадавшую от недавнего пожара.

– Я не уверена, что смогу вам помочь. – Медсестра трясет своими светлыми волосами, собранными на затылке в хвостик. – Извините. Вам необходимо оставаться вместе со своей группой. Думаю, кто-нибудь скоро придет и поговорит с вами.

Она поспешно уходит прочь.

Я сижу в комнате с другими людьми до тех пор, пока это не становится невыносимым. У меня болит ладонь, и никто из медперсонала до сих пор не пришел. С нами находится лишь один задумчивый молодой санитар. Он для нас скорее надзиратель.

– Сюда уже вот-вот приедет полиция, – то и дело