— Мы подождем три месяца, чтобы быть совсем уверенными, и тогда…
— И тогда я подарю тебе все сокровища мира. Согласна? И мы отправимся в Египет и там проведем наш медовый месяц. К чертям расходы! Я всю жизнь мечтал поехать в Египет. Нил, и пирамиды, и песок…
Он заговорил тихо, страстно:
— Мы все это увидим вместе, Джекки… вместе. Как прекрасно!
— Как бы мне хотелось, чтобы для тебя это было так же прекрасно, как для меня. Ты правда любишь меня так же, как я.
Голос ее вдруг задрожал, в глазах появился страх. Мужчина ответил быстро и сухо:
— Джекки, не глупи.
Эркюль Пуаро пробормотал про себя: «По-настоящему любит тот, кого меньше любят. Да, мне тоже хотелось бы знать…»
7
Джоанна Саутвуд говорила:
— Ну, а если он окажется тупицей?
Линнет покачала головой.
— Да нет, не окажется. Я доверяю вкусу Жаклины.
— Знаешь, — продолжала настаивать Джоанна, — влюбленные часто бывают необъективны.
Линнет покачала головой и переменила тему разговора.
— Мне нужно повидать мистера Пиерса по поводу этих планов.
— Планов?
— Да, понимаешь, вон те ужасные грязные домишки. Я хочу их все снести, а людей из них переселить.
— А те, кто в них живет, согласны выехать?
— Большинство уедет с радостью, но несколько глупых упрямцев подняли шум. Это так утомительно. Они просто не могут понять, что их жилищные условия намного улучшатся.
— Но ты сумела с ними справиться?
— Джоанна, поверь, для их же блага.
— Разумеется, дорогая, насильственная благотворительность.
Линнет поморщилась. Джоанна рассмеялась.
— Не хмурься и согласись: ты — тиранка. Благородная тиранка, если тебе так больше нравится.
— Да я совсем не тиранка.
— Но ты всегда добиваешься своего.
— Не всегда.
— Линнет Риджуэй, можете ли вы, глядя мне в глаза, назвать хотя бы один случай, когда вам не удавалось добиться того, что вы хотели?
— Тысячу раз.
— Ах, ну конечно, «тысячу раз» — это так просто сказать, но хоть один конкретный пример? Тебе ни один не придет на ум, как бы ты ни старалась. Триумфальное шествие Линнет Риджуэй в золотом лимузине.
Линнет резко спросила:
— Ты считаешь меня эгоисткой?
— Нет. Просто тебе ни в чем нельзя отказать. Комбинированное воздействие денег и личного обаяния. Все в жизни тебе доступно.
В это время к ним подошел лорд Уиндлешэм, и Линнет сказала, обращаясь к нему:
— Джоанна все утро говорила мне гадости.
— От зависти, моя кисанька, от зависти, — усмехнулась Джоанна, поднимаясь с кресла.
Она стала прощаться и, обернувшись в дверях, поймала странное выражение в глазах Уиндлешэма.
Он помолчал несколько минут, а затем сразу приступил к делу.
— Линнет, вы приняли решение?
— Мне не хочется обижать вас, но я не уверена, хочу ли стать вашей женой, и поэтому, наверное, мне следует сказать — нет…
Он перебил ее:
— Подождите. У вас есть время подумать, думайте, сколько хотите. Но я уверен, мы будем счастливы вместе.
— Понимаете, — Линнет говорила жалобно, по-детски, как бы оправдываясь, — мне так хорошо живется, особенно здесь, — она махнула рукой.
— Мне хотелось, чтобы Вудхолл стал таким, каким мне представлялся идеальный помещичий дом. И, по-моему, получилось отлично. Правда?
— Разумеется, прекрасно. Все на самом высшем уровне. Вы так талантливы, Линнет.
Он помолчал, а затем заговорил снова:
— Но ведь Чарлтонбери вам тоже нравится, не правда ли? Разумеется, его надо подновить и подчистить, но ведь вы любите и умеете заниматься этим. Вы полюбите Чарлтонбери.
— Конечно, Чарлтонбери — имение выдающееся. Она говорила с заученным воодушевлением, но вдруг что-то укололо ее. Появилось какое-то смутное беспокойство, нарушающее радостную безмятежность. В данный момент она не задержалась на нем, но позднее, когда Уиндлешэм ушел, она задумалась и постаралась определить причину беспокойства.
Чарлтонбери — конечно, ей был неприятен разговор о нем. Но почему? Чарлтонбери — поместье знаменитое. Предки Уиндлешэма владели им с Елизаветинских времен. Стать хозяйкой Чарлтонбери — значило занять в обществе положение недосягаемое. А сам Уиндлешэм был одним из самых блистательных женихов Англии.
Естественно, он не мог принять Вудхолл всерьез… Вудхолл не идет ни в какое сравнение с Чарлтонбери.
Да, но Вуд принадлежит ей! Она разыскала, выбрала его, купила, потратила столько сил, денег. Это было ее собственное владение — ее королевство.
Если же она выйдет замуж за Уиндлешэма, Вуд станет ненужным. Зачем им два загородных имения? И конечно, пожертвовать придется Вудхоллом — тогда она, Линнет Риджуэй, перестанет существовать. Она станет графиней Уиндлешэм, придачей Чарлтонбери и его хозяина. Она станет супругой короля, но сама уже не будет королевой.
«Какие глупости», — сказала себе Линнет.
За окном послышался шум подъезжающей машины.
Линнет неторопливо тряхнула головой. Приехала Джекки со своим женихом. Линнет пошла им навстречу.
— Линнет!
— Джекки бросилась к ней.
— Это Симон.
Симон, это Линнет. Она самое удивительное существо в мире.
Линнет увидела высокого широкоплечего парня, синеглазого, со светлыми, коротко подстриженными волосами, у него был квадратный подбородок и обаятельная мальчишеская улыбка. Она протянула ему руку. Его ладонь была твердой и теплой. Ей понравилось наивное, восторженное восхищение, с которым он смотрел на нее. Джекки сказала ему, что она удивительная, и он без сомнения согласился с Джекки. Сладкое теплое возбуждение охватило Линнет.
— Как вам здесь нравится? Не правда ли, мило? Входите же, Симон. Разрешите мне приветствовать моего нового управляющего.
И, повернувшись, чтобы провести их в дом, подумала: «Мне хорошо, мне очень-очень хорошо. Мне нравится жених Джекки, мне он очень нравится».
И вдруг что-то сжалось внутри: счастливая Джекки.
8
Тим Аллертон потянулся в шезлонге и зевнул, глядя на море. Он искоса поглядывал на свою мать.
Миссис Аллертон была миловидная женщина лет пятидесяти с белоснежными седыми волосами. Всегда, обращаясь к сыну, она строго сжимала губы и тем надеялась скрыть свою бесконечную любовь к нему. Но даже людей совсем посторонних ей не удавалось обмануть, не говоря о самом Тиме.
— Что у тебя на уме, Тим? — спросила миссис Аллертон настороженно; ее яркие темно-карие глаза с тревогой смотрели на сына.
Тим улыбнулся ей.
— Я думал о Египте.
— О Египте?
— В ее голосе звучало беспокойство.
— Там тепло, там ленивые золотые пески. Нил. Я хотел бы проехать вверх по Нилу, а ты?
— Конечно, я бы тоже хотела.
— Она говорила сухо. Но Египет — это дорого, мой милый. Это не для тех, кому приходится подсчитывать каждое пенни.
Тим засмеялся. Он встал, выпрямился. И вдруг оживился, подтянулся, в голосе зазвучало волнение.
— Я беру расходы на себя. Да, матушка. Я играл на бирже и весьма удачно. Мне сообщили сегодня утром.
Сегодня утром, — его мать резко вскинула голову, — но ты получил только одно письмо от…
— Она не договорила и закусила губу.
Тим раздумывал — рассердиться или превратить все в шутку. На этот раз внутренний спор решился в пользу шутки.
— И письмо это от Джоанны, — холодно закончил он ее фразу.
— Совершенно верно, мама. Ты же у нас королева детектива! Сам великий Эркюль Пуаро, будь он поблизости, склонил бы перед тобой голову.
Миссис Аллертон смутилась.
— Я случайно взглянула на конверт и поняла…
И поняла, что письмо не от биржевого маклера? Совершенно верно,