Минус двадцать для счастья

Читать «Минус двадцать для счастья»

0

Наталья Ручей

Минус двадцать для счастья

Кроссовки нещадно жали пальцы, и те ныли, подвывая жалостной музыке моего живота. Опасаясь, что у меня будут и мозоли, и голодный обморок, я потянулась за полотенцем, чтобы дать уставшему телу хоть минутку отдыха, но зычный голос тренера продолжал выдавать жесткие команды:

— Еще! Сильнее! Еще! Последний раз!

Я ничуть не верила этим заманчивым обещаниям, потому что тренировка длилась уже больше получаса, и пусть я освоила пока не все тренажеры, но некоторые обманные приемы тренера раскусила. Это вранье — насчет «последнего раза», а на самом деле…

— Еще четыре! — крикнула тренер. — И ещё последний! И ещё восемь!

Ну вот…

А на самом деле тренировка в разгаре, и я умру на одном из тренажеров, так и не вернув себе прежние худосочные формы. Спасибо булочкам и копченой колбасе, спасибо газировке и пиву с рыбкой, спасибо шоколадному мороженому, спасибо моему бывшему, расставание с которым я заедала целый месяц, а потом так привыкла есть, что не заметила, как начала просто жрать.

И спасибо моему дню рождения, на который мама подарила мне полугодовой абонемент в спортивный клуб.

— Поздравляю! — осчастливила она меня сегодня утром и вручила пластиковую карточку.

В общем-то, это был даже не намек, а явный пинок. И когда самые близкие люди плюют на жалость к родному человечку и перестают тюкать заверениями, что любят тебя в любом облике, значит, ты довел не только себя, но и их.

Получив подарок, я изобразила улыбку радости, не поленилась найти весы в шкафу, а когда встала на них… чуть не упала в шоке. За два года, что мы с весами не виделись, показания выросли на двадцать килограмм! Двадцать!

Я подкралась к зеркалу и впервые за долгое время внимательно на себя посмотрела.

Это была я. И тем не менее далеко не я.

Я по-прежнему воспринимала себя молодой, в меру симпатичной и в меру стройной девушкой двадцати пяти лет. А сейчас увидела молодую, в меру симпатичную женщину неопределенного возраста и с весом в восемьдесят пять килограмм. Причем, килограмм пять весили приобретенные мною щеки. Другие вкладывали капиталы в недвижимость, в одежду и украшения, а я вложила в сало собственного производства, которое теперь предстояло вытапливать в шкварки.

Первым делом я отказалась от завтрака, по иронии оказавшимся яичницей с салом, а потом отрыла в своем безразмерном шкафу спортивную форму, кеды, захватила абонемент и отпинала себя после работы в спортзал. Я даже переоделась и мужественно взошла на эшафот, маскирующийся под орбитрек. Моего палача, то есть моего тренера, звали Ольгой. Улыбчивая такая, красивая, подтянутая… Οна мило проводила меня в пыточную и начала терзать за все съеденное мною. Это было больно, потно и безнадежно.

— Еще! Даже если ты думаешь, что больше не можешь, сделай ещё один раз и только пoтом остановись! — строгo говорила она.

А я представляла, как вернусь домой, где меня дожидается праздничный торт, и недоумевала: кто украл моего улыбчивого тренера, заменив на этого подтянутого монстра?

— Еще! Не ленись! Не жалей себя! — звучали новые приказы.

Улыбка к тренеру вернулась только после экзекуции, через час.

Я сползла с последнего орудия пытки, а мой тренер, счастливо растянув губы, сказала, что я слабачка, что больше вряд ли вернусь в клуб, потому что сюда ходят только сильные люди. Так же с улыбкой она со мной попрощалась, всем своим видом показывая, что прощание навсегда, а я, даже не переодеваясь, захватила с собой одежду, в которой пришла, и выпoлзла на свет Божий. Кое-как добрела до первой попавшейся лавочки, уже предвкушая, как сяду и отдышусь, и пожалею себя, и подуюсь на странного тренера, кoторая сделала все, чтобы я действительно не вернулась. Но к моему велиқому раздражению, лавка была занята.

Я повертела головой, но в потемках никаких других мест для сидения не наблюдалось, да и моим ногам было плевать на стеснение, они не задавались вопросом: «Как это, подсесть в таком виде к незнакомому красивому мужчине?» Οни просто довели меня к лавочке и отказались пройти мимо.

Я села сначала на самый краешек, но потом обиделась сама на себя и расселась вволю. Как и мужчина. Мы вдвоем умудрились занять довольно много места. Но если он — за счет подкачанной фигуры, то я…

А, в темноте не видно!

Да он и не смотрит в мою сторону. Сидит, о чем-то своем думает и… пьет, что ли? На алкоголика не похож, одет хорошо — джинсы в обтяжку (жаль, что он сидит, уверена, есть на что глянуть), под кожаной курткой красный свитер (если мне не изменяет зрение в тусклом свете фонаря) и байкерские ботинки с рисунком рыжего огня от подошвы, а на глазах темные очки, будто ему вечерней темноты мало. На притоптанном снегу бутылка коньяка или виски, и точно не из дешевых. Изредка мой сосед по лавочке тянулся к бутылке, делал глоток и ставил бутылку обратно в снег.

— Что празднуем? — не знаю, что меня дернуло обратиться к нему.

Вообще, я предпочитала обходить пьяных стороной, а в последнее время и красивых мужчин сторонилась, а здесь как будто нашло что-то. Наверное, побочный эффект тренировки: тело в шоке, страхи растеклись лужицей пота на коврике, а лень и любопытство взяли верх над затуманенным разумом. Лень встать с лавки, а любопытно увидеть не только профиль мужчины.

— Празднуем? — усмехнулся он, не поворачивая головы, а рассматривая уже без темных очков снег, бутылку и звезды, подмигивающие через облака. — Пожалуй, можно и так сказать…

Я терпеливо выждала целую минуту, а потом мое терпение иссякло.

— Так что за повод? — переиначила я вопрос.

Мужчина, наконец, повернул голову, смерил меня взглядом, с усмешкой отвернулся и ничего не сказал. Α я почувствовала, как накатывают обида, злость и раздражение и как горят щеки. Пусть этого никто и не заметил сейчас, а стыдно так, будто я на виду перед целой толпой и все кричат и показывают пальцем, мол, смотрите, такой красавчик, а она посмела заговорить с ним, небось, познакомиться хотела…

— Ты не в моем вкусе, — сказала я, поднимаясь и отряхивая брюки от снежинок.

Только сейчас я почувствовала морозный холод и ветер, и захотелось спрятаться в теплом домике, с чашкой кофе, куском оправданного торта и подальше от темных глаз этого мужчины.

— Ты думаешь, что я специально к тебе подсела? — я не могла остановиться, мне хотелось хоть чем-то уколоть его, вывести из себя, согнать с лица это спокойное выражение. — Я