Читать «Отчаяние»

– Все в порядке. Умер. Можете его спрашивать.

Биоэтик-асексуал – немногословное юное существо с белокурыми дредами, в майке, на которой между рекламными объявлениями вспыхивал девиз «НЕТ ТВ!», – подписал(а) формуляр разрешения в ноутпаде судмедэксперта и отступил(а) в угол. Врачи скорой помощи отодвинули с дороги реанимационное оборудование, судмедэксперт быстро шагнула вперед. Она держала наготове шприц с первой дозой нейроконсерванта, который нельзя вводить до биологической смерти. Смесь антагонистов глютаминовой кислоты, блокаторов кальциевых каналов и антиоксидантов, способная за несколько часов отравить большинство жизненно важных органов, практически сразу остановила наиболее разрушительные биохимические процессы в мозгу пострадавшего.

Помощник судмедэксперта мгновенно подкатил тележку с принадлежностями посмертного оживления. Лоток с одноразовыми хирургическими инструментами, электронное оборудование, артериальный насос, соединенный с тремя огромными стеклянными емкостями, и что-то вроде сетки для волос из серой сверхпроводящей проволоки.

Луковский, следователь из отдела убийств, стоял рядом со мной. Он сказал:

– Будь все экипированы как вы, Уорт, в таком бы не было нужды. Мы бы прокручивали сцену преступления с начала до конца. Как пленку из черного ящика, когда разобьется самолет.

Я отвечал, не сводя глаз с операционного стола. Наши голоса сотрутся легко, а вот запечатлеть, как судмедэксперт присоединяет трубку с искусственной кровью, хотелось без перерывов.

– Если бы у каждого был оптический нервный отвод, не стали бы убийцы вырезать память из тела жертв?

– Стали бы, иногда. Но ведь этому парню мозги не раскурочили, верно?

– Погодите, вот фильм увидят.

Помощник судмедэксперта брызнул на голову убитого депиляторным ферментом, умелым движением руки в резиновой перчатке снял коротко остриженные волосы и бросил в пластиковый мешок. Тут я понял, почему волосы не рассыпаются, как в парикмахерской, – они сошли вместе со слоем кожи. Помощник приклеил к голому розовому скальпу «сетку» – переплетение электродов и сквид-датчиков. Судмедэксперт тем временем убедилась, что кровь поступает в артерию, сделала надрез в трахее и вставила трубку небольшого насоса взамен неработающих легких. Не для дыхания – только чтобы облегчить речь. Можно записывать нервные импульсы гортани и синтезировать звуки чисто электронными методами, но, видимо, голос звучит естественнее, если убитый ощущает и слышит привычные колебания воздуха. Помощник наложил на глаза убитого марлевую повязку: в редких случаях к коже лица возвращается чувствительность, а поскольку сетчатку сознательно не оживляют, проще всего сказать, что временная слепота вызвана травмой глаз.

Я снова подумал, с чего начать репортаж. В 1888 году полицейские врачи сфотографировали зрачки одной из жертв Джека-потрошителя в надежде, что светочувствительные пигменты человеческого глаза запечатлели облик убийцы…

Нет. Слишком банально. И не по делу: оживлять – вовсе не значит извлекать информацию из недвижного трупа. От чего же оттолкнуться? Орфей? Лазарь? «Обезьянья лапка»? «Сердце-обличитель»? «Реаниматор»? [1] Никто из мифотворцев и литераторов не предвосхитил истину. Лучше обойтись без бойких сравнений. Пусть покойник говорит сам за себя.

Тело на операционном столе вздрогнуло. Временный стимулятор – такой силы, что через пятнадцать – двадцать минут побочные электрохимические продукты убьют все клетки сердечной мышцы, – заставлял умершее сердце биться. Насыщенная кислородом искусственная кровь поступала в левое предсердие, туда, куда попадала бы настоящая кровь из легких, однократно проходила сквозь тело и вытекала через легочные артерии в слив. Ради пятнадцати минут нет смысла налаживать более трудоемкую циркуляцию. На полузатянувшиеся ножевые раны в животе и груди страшно было смотреть, алая влага сочилась из дренажных каналов на операционный стол, однако опасности это не представляло – в сто раз больше крови откачивалось каждую секунду сознательно. Никто не потрудился убрать хирургические личинки, и те продолжали работать, словно все идет своим чередом: жвалами сшивали и химически прижигали мелкие кровеносные сосуды, очищали и дезинфицировали раны, слепо тыкались, ища, где съесть омертвевшие ткани или кровяные сгустки.

Кровоснабжение мозга, безусловно важное, не могло, однако, повернуть вспять процесс разрушения. Собственно, оживить должны были миллиарды липосом – микроскопических капсул, заключенных в липидные мембраны и поступающих вместе с искусственной кровью. Один из протеинов мембраны открывает барьер между кровью и мозгом, позволяя липосомам проникать из мозговых капилляров в межневральное пространство, другие заставляют саму мембрану растворяться в клеточной оболочке первого подходящего нейрона на ее пути, вываливая туда целый биохимический комплекс, который тут же пробуждает клетку, расчищает молекулярные завалы, вызванные ишемическими нарушениями, предотвращает отрицательные последствия реоксигенации.

Другие липосомы предназначались для других клеток: мышечного волокна голосовых связок, челюстей, губ, языка; рецепторов внутреннего уха. Все они содержат химические вещества и ферменты сходного действия: проникнув в умирающую клетку, они заставляют ее собраться с силами для одного – последнего – рывка.

Оживление – не высшая ступень реанимации. Оживление допускается лишь в том случае, когда о спасении пациента речь уже не идет, когда исчерпаны все известные средства.

Судмедэксперт взглянула на монитор посреди тележки. По экрану бежали волны неустойчивых мозговых ритмов, дрожащие черточки показывали уровень откачиваемых из тела ядов и продуктов разложения. Луковский нетерпеливо шагнул вперед. Я за ним.

Помощник нажал кнопку на пульте. Убитый дернулся и отхаркнул кровь – частью еще свою, темную, загустевшую. Пики на экране выросли, потом вновь сгладились, стали более равномерными.

Луковский взял убитого за руку, стиснул ладонь. Это отдавало цинизмом, хотя, возможно, я неправ, и следователем двигало искреннее сострадание. Я взглянул на биоэтика. Сейчас надпись на майке гласила: «НАДЕЖНОСТЬ – ЭТО