— Никаких.
— Ни выговоров, ни жалоб? Ты не нарушала этический кодекс?
— Нет.
— И твое руководство, как я понимаю, совсем не волнуют возможные проблемы с трудовой инспекцией и прочими службами?
— Это у меня будут проблемы, если я завяжусь с трудовой инспекцией или подам в суд, или еще что-то предприму. Я потом не смогу никуда устроиться и вообще работать по профессии. Ты прекрасно знаешь нашу специфику. Удалят из реестра психологов и аминь.
Его напускное спокойствие сошло. Он побагровел, ринулся к стеллажу с книгами, нашел там какую-то тетрадь и карандаш.
— Пиши, — швырнул ей то, что взял с полки.
— Что? — непонимающе посмотрела на него.
— Полное название вашей конторы. Кто руководитель.
— Зачем тебе?
— Пиши!
Алёна не притронулась ни к листку, ни к карандашу.
— Пиши и не трать мое время, или я сам узнаю! — оглушил ее криком, и она, раскрыв тетрадь, тут же нацарапала все, что он просил, матерясь про себя, что рука у нее дрожит. Разумеется, это дрожание от Шаурина не укрылось. Едва поставила точку, Иван выхватил у нее листок и несколько раз пробежался глазами по строчкам. Выдохнув, достал сотовый. Набрал номер и, пока шли гудки, снова перечитал написанное. Когда ему ответили, отбросил тетрадь.
— С Олегом Николаевичем меня соедините, — уверенно сказал он. — Шаурин… Иван Денисович. Подожду.
Показалось, или у него в телефоне что-то прозвучало про «приемную губернатора»?
Шаурин не стал разговаривать при ней, вышел на лоджию и прикрыл дверь. Алёна только слышала его гулкий голос. Иногда смех. Такой выученно-мягкий заготовленный смешок.
Показалось, что разговаривал он целую вечность. Когда вернулся, был спокоен.
— Твое начальство там подохренело маленько, да, Мурка? Ничего, сейчас минут через пятнадцать-двадцать тебя пригласят обратно. Можешь даже повыделываться, пусть поуговаривают. — Остановился перед ней, поглядывая на телефон и держа его так, словно готов поднести трубку к уху. Как будто звонка ждал.
— Ты надеешься такой вопрос решить за пятнадцать минут? — удивилась она, чувствуя, как отвратительно уютно стало находиться с ним в одной комнате после того, как он привычно назвал ее Муркой.
— Я не надеюсь, я решу. Иначе ваша шарашка исчезнет с лица земли.
— Кому ты звонил? — голос ее совсем стих. — Ты же не Крапивину звонил?
— Почему не Крапивину? — усмехнулся он.
— Зачем?
— Как – зачем? Кто-то, имея проблемы, звонит знакомому гаишнику; а я, когда у меня неприятности, звоню знакомому губернатору.
— Ваня, это слишком… Я все равно теперь не смогу там работать, — выдохнула она шокировано.
— Кому слишком – тебе? Мне – нет. Или ты так и не поняла, с кем встречалась? И ты будешь там работать! Я человека побеспокоил, оторвал от дел! Потому ты будешь и дальше там работать! Можешь не переживать, для тебя теперь вообще все дороги открыты, с тебя будут пылинки сдувать и рта не посмеют против открыть.
— Да я не хочу!.. — Ее затрясло. — После всего этого маразма!
— Тогда какого черта ты меня дернула? — рявкнул.
— Я дернула? — удивленно воскликнула. — А разве я просила решать мои проблемы? — принялась защищаться, хотя прекрасно знала, что Шаурин не из тех, кого можно утопить одним веским доводом. Он и сам может долго водить по кругу, а потом все равно ловко загонит в угол.
— И правда не просила, — подумав, согласился он и улыбнулся холодно. — Что вполне объяснимо, ведь правда? Это же, как ты тогда сказала, паттерн. — Снова улыбнулся и продолжил издевательски. — Доктор, тебе ли не знать, как непросто ломать устоявшиеся схемы поведения. Тут не обойтись без квалифицированной помощи. А если клиент не настроен на глубокую личностную проработку, то это практически невозможно, да? У тебя майка шиворот-навыворот, — вдруг сказал он.
— Что?.. — принялась осматривать себя.
Твою ж мать… И правда напялила белую майку швами наружу. Пальцы дрогнули: снять бы ее да вывернуть, надеть как положено. Но не при нем же теперь раздеваться, но и уйти в другую комнату себя заставить не могла.
— Когда ты меня потеряла, ты так не убивалась, не ревела, как сейчас из-за своего увольнения, — сказал напряженно.
То, что не ревела, правда. Все эти дни не ревела, а сегодня словно прорвало. Думала, с ума сойдет.
— Ты спросил… или думаешь, что я так и не поняла, с кем встречалась. Я поняла. С первой секунды поняла. В том-то и дело, Ванечка, что встречалась я с тобой. С тобой! Не с сыном Шаурина, не со знакомым губернатора, а с тобой! И если ты этого не понял, то тогда… — Ее пылкая речь оборвалась. Алёна заикнулась и сглотнула.
— Тогда – что? Ну? Договаривай, — мягко подтолкнул он. Она молчала, только вздыхала глубоко, словно воздуха не хватало. — Самое примечательное, что вопрос: «Почему ты со мной встречалась?» для нас неактуален. Главное, как ты со мной встречалась. Хочешь я расскажу тебе – как?
ГЛАВА 1
— Небритый, лохматый… И в кого ты превратился?
— В чудовище, мама. Надо срочно найти принцессу, пусть расколдует.
Привычная ирония сына вызвала улыбку. С нескрываемой нежностью Юлия провела рукой по его темным волосам и отошла, чтобы налить кофе.
— Почему таблетки не пил? Ничего не тронуто.
Иван усмехнулся: мама удивительно владела голосом, мастерски быстро перескакивая с ласкового тона на менторский, командный. Издержки профессии, что поделать.
— А может, я хочу, чтобы ты их мне, как в детстве, в кашу подмешала.
— Ваня, это не смешно, — одернула строго. — Ты же знаешь, как я переживаю. Я из-за каждой мелочи переживаю.
— Знаю, — кивнул сын, голосом выражая понимание. — Все же хорошо. Ты лучше овсянки свари — дай покайфовать.
— Кайфуй, — положила перед сыном таблетки и поставила стакан с водой. — Кате позвони, пусть спускается кофе пить.
Таблетки Иван, конечно, проглотил. Позвонил сестре, потом несколько секунд наблюдал за матерью. Как плавно и степенно она двигалась, все делала с каким-то особым шиком. Что называется, жила со вкусом и не терпела небрежности – ни в словах, ни в действиях.
— А ты парикмахера сменила? — взял чашку с кофе и вдохнул крепкий аромат, прежде чем отпить. — Как-то не так тебя в этот раз постригли.
— Да, пришлось. Моя