Читать «Любовь солдата Фреда»

Вспоминая свою прошлую жизнь, я все время спрашиваю себя: с чего, собственно говоря, все началось? Мне кажется, все началось с того самого вечера, когда я, уставший, вернулся домой после вечерней смены и моя сестра Анна, поймав меня в коридоре, сказала:

— Фред, тебе письмо!

Ее слова насторожили меня, так как круг моих знакомых в то время был невелик: в основном товарищи по работе, которые могли в любое время увидеть меня на заводе, а с родственниками мы не поддерживали почти никаких отношений с тех пор, как умер мой отец. Кто же мог написать мне?

Сестра достала из кармана передника серый конверт и помахала им перед моим носом.

— Вот оно! — сказала она, злорадно поглядев на меня.

«В письме, очевидно, нет ничего хорошего, — подумал я. Взглянул на обратный адрес, и у меня вдруг бешено заколотилось сердце. — Неужели повестка?»

— Ну?.. — спросила Анна, сгорая от любопытства.

— Ну? — передразнил я сестру, раздраженный тем, что она шла за мной по пятам.

— Ну скажи же, наконец, что там! — настаивала Анна.

— Не будь такой любопытной!

— Мне-то ты можешь довериться! В конце концов, я твоя сестра и к тому же старше тебя!

— Прекрасно, — сказал я сердито, — если уж тебе так хочется знать… вероятно, — при этих словах я многозначительно помахал конвертом, — один молодой человек просит твоей руки, может быть, это сосед — торговец углем или заведующий твоего рыбного кооператива…

Позади меня со стуком хлопнула дверь. Значит, мои слова достигли цели. Сестре в то время было двадцать пять лет, а она еще ни с кем не дружила.

Я снова и снова перечитывал повестку. Вдруг дверь приоткрылась. Анна просунула голову в щель и издевательски крикнула:

— Во всяком случае, свои ботинки ты, слава богу, будешь теперь чистить сам.

На этот раз, чувствуя себя побежденным, я промолчал: передо мной лежала повестка с призывного пункта. «Альфреду Беренмейеру, девятнадцати с половиной лет, по истечении трех недель прибыть к месту действительной военной службы в артиллерийский полк, расположенный на северо-востоке республики…»

В первую очередь мне следовало сказать об этом Георгу — моему бригадиру. Мы дружили, хотя он был вдвое старше меня. Георг был небольшого роста и щуплый, в волосах у него проглядывали седые волосы, а на макушке намечалась лысина. Георг слегка хромал — из-за ранения в бедро. В общем, ничего примечательного на первый взгляд в нем не было. Но большой морщинистый лоб говорил, что за ним скрывается незаурядный ум. Карие глаза светились спокойствием и добротой. Иногда Георг бывал замкнутым и даже угрюмым. Причины этого я тогда не мог понять. Жил он на окраине города, в собственном маленьком домике. Семьи у него не было.

Познакомились мы с ним девять месяцев назад, точнее, прошлым летом, когда после окончания учебы меня направили в бригаду Георга. Чтобы скрыть свою неуверенность, я с самоуверенным видом принялся за работу, думая, поладим ли мы с ним. Но мы поладили с Георгом с самого первого дня. Георг помог мне избавиться от излишней самоуверенности самым простым способом: он делал вид, что не замечал ее. Как-то бригадир попросил меня помочь ему ремонтировать пресс. Через четверть часа я понял, что он хорошо разбирается в своем деле. А несколько дней спустя Георг разрешил мне самостоятельно копаться в машинах. Постепенно он давал мне все более и более сложные задания, чему я был рад: видел в этом его доверие. Когда я ошибался, Георг помогал мне найти ошибку, уверяя, что подобное могло случиться и с ним. Через неделю я почувствовал к бригадиру симпатию. Я доверял Георгу, как никому другому, за исключением разве Анжелы — моей подруги.

На следующий день я разыскал бригадира в четвертом цехе. Он стоял на помосте огромного кузнечного пресса. Лицо и руки с засученными до локтей рукавами были в масле. Он обратил на меня внимание только тогда, когда я поднялся наверх и присел около него на корточки.

— Добрый день, Георг!

— Здравствуй, Фред!

Нам пришлось почти кричать, так как в цехе стоял невообразимый шум: гул моторов, шипение вентилей, скрежет металла.

— Ну как там дела? — Георг кивнул в сторону входной двери, откуда по бетонированной площадке через третий цех можно было пройти в штамповочный. Там перед обеденным перерывом закапризничал пресс. Но я быстро починил его: поломка была несущественной, и потому я крикнул:

— Все в порядке, Георг!

— Тогда оставайся здесь! Поможешь мне!

На кузнечном прессе нужно было заменить клапан — ремонт довольно сложный. Но работа у нас спорилась: мы все закончили к завтраку.

Когда гул машин стих, мы пошли в комнату отдыха кузнечного цеха.

— Георг, меня призывают!

— Знаю.

— Что ты знаешь?

— Что тебя призывают на военную службу.

— От кого ты узнал? — удивился я.

— От руководства на производственном совещании перед началом смены.

— А остальные тоже знают?

— Разумеется. О призыве в Народную армию говорят все. Ведь призывают не только тебя. Многие молодые рабочие получили повестки.

Комната отдыха постепенно наполнялась слесарями, кузнецами и грузчиками. Гул усилился. Я сидел на скамье, жевал бутерброды, которые мне всегда готовила сестра Анна, и переживал ответ Георга, ответ, казавшийся мне верхом равнодушия. Неужели ему безразличен мой уход?

Мои мысли прервал Кезебир, легкомысленный малый, которого я недолюбливал. Он бросил жену и двоих детей, а сам — тогда это было возможно — сбежал в западную зону, где несколько раз менял работу. Потом, раскаявшись, вернулся на родину. Придя на завод, Кезебир обо всем этом рассказал руководству. С тех пор он работает слесарем в нашей бригаде, и у нас из-за него много неприятностей. Вчера он пришел на работу в нетрезвом виде, и Георгу пришлось отправить его домой. А сейчас этот самый Кезебир повернулся ко мне и с ухмылкой сказал:

— Ну, юноша, достанется тебе!..

— Оставь меня в покое! — ответил я.

Но Кезебир продолжал смотреть на меня и смеяться.

Тогда я стал разглядывать его рот, напоминающий темную дыру, с несколькими пожелтевшими зубами. У него все было каким-то желтоватым: и морщинистое лицо, и костлявые руки, и лохматые усы.

— Да, да, — не успокаивался Кезебир, — муштра пойдет нынешней молодежи на пользу! Скоро вам выправят кривые ноги!

Подошел Георг.

— Коллега Кезебир, скажи, когда ты бросишь пить? — вмешался он в разговор. — Еще один такой выход на работу, как вчера, и мы выставим тебя за ворота!

Этого Кезебир боялся. Он не хотел уходить из нашей бригады: она была образцовой, и все неплохо зарабатывали. Да и вряд ли его взяли бы в какой-либо другой цех: о нем везде шла дурная слава. Кезебир сразу же переменил тон:

— Ну-ну, шеф, не расходись! Очень хорошо, что современную молодежь научат дисциплине.

Я не обращал на Кезебира внимания и продолжал есть бутерброды. Когда же он, наконец, отошел от нас, Георг спросил:

— Скажи, Фред, ты