2 страница
был далеко в открытом море.


Сейчас ветер выл, как проголодавшийся волчара в южных степях. И все более остервенело набрасывался на трещавшую по швам лодчонку. Дождь и брызги уже сократили видимость до полумили, а то и еще меньше. Капитан в очередной раз пробежался глазами по палубе – закрыты ли все люки, закреплены ли рукоятки лебедок, проверил на прочность страховочный пояс, подергал потертый трос, которым привязал себя к креплениям. Волны становились все выше, вот уже одна перекатилась через лодку, и мужчина едва не поскользнулся, лишь в последний момент устояв на ногах. Скорее по привычке, чем по нужде, сверился с показаниями бесполезного сейчас барометра и кинул взгляд на забрызганную карту в прозрачном полиэтилене. Сражение со стихией обещало быть продолжительным и суровым.

Он лишний раз убедился в правильности решения убрать паруса и дрейфовать под рангоутом – в отсутствие команды управлять швертботом класса «Скат» в шторм сложно, есть немалый риск завалить лодку. А когда мачта голая, то проще занять естественное положение относительно негостеприимных волн. Но это в теории, на практике же, как известно, зачастую получается по-другому. Это уж какие судьба выкинет коленца, даром предвидения капитан не обладал. Нехитрый плавучий якорь из грубой парусины с буйком болтался сейчас в нескольких метрах от лодки на прочном лине. Но большой надежды на него не было. Лишь бы не оторвался и не отправился в самостоятельное плавание по бурным черноморским волнам! Без него придется еще хуже.

Стоило немалых сил переложить руль на ветер, чтобы лодка не встала поперек волны – тут капитан осознал, что в борьбе с начинающимся штормом он уже порядком выдохся. А ведь все только начинается!


Становилось все труднее – ветер сбивал дыхание, и капитан зарывался носом в ворот отсыревшей куртки, судорожно хватая ртом воздух. Руки налились свинцом, он уже не соображал, сколько времени крутит руль, борясь с волнами. Но управление лодкой в шторм требует огромных усилий, ведь если она черпнет воды, то потеряется остойчивость, и тогда пиши пропало. Каждый раз, как швертбот, опасно кренясь, взбирался на гребень очередной волны, сердце замирало, затем бухалось вниз вместе с парусной лодкой, срывалось, колотилось в стенки тесной клетки ребер. Лодка словно тоже металась в приступе паники, все менее контролируемая. А в раскатах грома звучал зачитываемый вслух приговор богов.

Уже не раз капитан заставлял себя подниматься с колен после очередной перекатившейся через лодку волны. Кажется, он что-то кричал в сгустившуюся темноту, сыпал проклятиями и тряс кулаком. Но стихия была глуха к путнику. Волны все неистовее раскачивали суденышко, удары становились сильнее и сильнее, а громовые раскаты, следовавшие за ослепительными вспышками молний, оглушали, точно разрывающиеся в опасной близости артиллерийские снаряды. Одеревеневшие пальцы с трудом цеплялись за руль, на лице застыл звериный оскал, но воля мужчины не была сломлена.

На очередной волне руки уже не сработали так быстро, как было нужно. И этого вполне хватило для того, чтобы следующая со всей силы залепила в борт суденышка. Как ни странно, швертбот не перевернулся, хотя и очень опасно накренился. Но вот мачта не выдержала – с чудовищным треском лопнуло дерево практически у основания; ставшее неуправляемым бревно просвистело в сантиметрах над успевшим пригнуться капитаном, тонкие тросы вырвало с мясом, и мачта, более ничем не удерживаемая, пустилась в самостоятельное плавание по бушующему морю.

Поток ругательств из уст мужчины подхватил ветер, заставил поперхнуться ими же, врезал в скулу россыпью острых брызг. Несколько мгновений лодка балансировала поперек волны, грозясь перевернуться и быть перемолотой пучиной, но чудом извернулась, зарылась носом в следующую волну, не такую сильную, как предыдущие, немного просела, но осталась на плаву.

Капитан посмотрел на острый огрызок мачты прямо перед ним, сплюнул со злости, перевел взгляд дальше и застыл в ужасе. Прямо по курсу росла волна невиданных доселе размеров, по сравнению с которой все предыдущие были простой разминкой. Зловеще черная, бурлящая стена на миг нависла над швертботом, будто раздумывая, пощадить несчастного или нет. Через мгновение путник понял, что у стихии нет жалости, удача окончательно развернулась спиной и удалялась стремительно по ветру – плевать ей было на жалкую человеческую душонку.

Со всей дури водная масса обрушилась на лодку, удержаться на ногах капитан уже не смог. Руль вырвало из рук, волна протащила мужчину по палубе и приложила сначала об огрызок мачты, затем о невысокий борт измученной яхты. Страховочный трос остался цел, и именно это обстоятельство не позволило несчастному свалиться за борт. Жуткая боль пронзила его тело, и, прежде чем отключиться, он заметил еще одну стремительно надвигающуюся на неуправляемую уже лодку громадную волну, в которой ему почудились серые, вытянутые и лишенные всяких эмоций лица с пустыми глазницами, в беззвучном крике раскрывшие рот. А затем последовал чудовищный удар, еще одна вспышка боли, и сознание капитана растворилось в черноте.

Глава 1

Говорящий с туманом

Легкий бриз никак не мог справиться с туманом, клочья которого облизывали ржавые борта бывшего танкера-газовоза, двадцать с лишним лет назад севшего на мель. Казалось, ядовитый туман потихоньку разъедал покрытое коррозией, тиной и буро-зелеными водорослями железо. Натуралист и не помнил уже дней без этих всепоглощающих, клубящихся серых вихров. Туман стлался низко, солнце не заслонял, лишь в считаные дни, такие, например, как сегодняшний, подбирался совсем близко к поселению, и колонисты давно привыкли, перестали обращать на него внимание. Внутри давно поселилось ощущение, что он был всегда, а вместе они – единое целое. А может, оно и к лучшему – колония укрыта от лишних любопытных глаз. Хотя не многим придет в голову искать людей посреди Черного моря. Те, кому надо, о Черноморье знали. Чужаки-османы тоже беспокоили, но с их редкими набегами пока успешно справлялись.

Натуралист пригладил торчащую в разные стороны бороду с первыми признаками проклюнувшейся седины. Борода, как обычно, не послушалась и, как сонм упругих пружинок, тут же вновь приняла прежнее положение. Вызывающе одетая и не лишенная привлекательности женщина, вытатуированная на плече здоровяка, похотливо подмигнула, когда Натуралист приложил руку ко лбу, вглядываясь вдаль и силясь что-то разглядеть. Кажется, там кружили чайки. Мужчина поморщился – не любил он этих крикливых птичек, и это еще мягко сказано. На дух не переносил, ненавидел, руки тряслись от желания рвать их на части. Но нынче сделать это было не так просто, чайка сегодняшняя чайке прежней – рознь.

– Разлетались, твари, – пробурчал он и помахал им кулаком, но на чаек это не произвело ровным счетом никакого впечатления.

Если бы не эти досадные мелочи в виде птичек, тумана и постоянной сырости, то жилось бы, в целом, неплохо. Еда