Гермини Т. Каванах
«Как волшебный народ прибыл в Ирландию»
Herminie Kavanagh
«How the Fairies Came to Ireland» (1902)
Самая безлюдная верховая дорога во всей Ирландии ведет от усадьбы Тома Хили вниз по склону холма и вдоль долины, а дальше превращается в серпантин, огибающий огромную гору, Слив-на-Мон[1].
Одной ветреной, ненастной ночью отец Кессиди, возвращаясь домой от больного, ехал как раз по этой дороге. И неудивительно, что священник, пока его конь лениво трусил вдоль долины, раздумывал о другой ночи, на кухне Дарби О’Гилла — о той ночи, когда он повстречался с Добрым Народцем. А между тем, слева уже виднелся грозный Слив-на-Мон, обитель Волшебного Народа.
Темный древний холм возник перед священником, его мрачный вид словно бы говорил: «Как посмел ты прийти сюда? Как посмел ты?!»
— Дивлюсь я, — сказал отец Кессиди сам себе, глядя на черный склон, — будто бы Добрый Народец — это падшие ангелы, как о том толкуют. Почему были они низвергнуты с небес? Должно быть, великий грех они совершили, как бы там ни было, если даже молитва не в силах освободить их. Потому-то сказать фэйри святое слово — то же самое, что брызнуть на него кипятком. Видать, тяжкое проклятие наложено на этих несчастных. Хотел бы я знать какое.
Вот об этом он и размышлял, пока Ужас нервно вышагивал среди дорожных камней, как вдруг жуткая, отвратного вида глыба, казалось, выпрыгнула и загородила им путь.
Ужас отпрянул от нее, споткнулся, и тут случилась одна из самых скверных вещей, которая только могла случиться: у коня слетела подкова и он охромел.
Священник мигом соскочил на землю и поднял подкову.
— Матерь Божья[2]! — воскликнул он, оглядывая поврежденную ногу. — Что ж ты наделал, красавец[3]? Отсюда же пять миль до кузнеца и семь — до твоей тепленькой конюшни…
Конь в ответ склонил голову и ткнулся своим мягким носом в щеку священнику. Но божий человек лишь укоризненно глянул в его большие карие глаза, обращенные на него одного.
Так и стоял священник на безлюдном склоне, раздосадованный и беспомощный, с подковой в руке, как вдруг услышал некий голос, доносившийся откуда-то снизу, от колен Ужаса.
— Доброго вечера вашему преподобию, — произнес голос. — Очень жаль, что вам так не повезло.
Посмотрев вниз, отец Кессиди заприметил маленького нарядного человечка и поймал взглядом отблеск золотой короны. А носил ее не кто иной, как сам Бриан Коннорс, Король Волшебного Народа.
Его слова звучали столь дружелюбно, что святой отец улыбнулся в ответ:
— Ну, в таком случае, пусть вам повезет больше, король Бриан Коннорс, и будьте здоровы! Каким ветром вас сюда занесло?
Король ответил охотно и радостно:
— Парни сказали, что вы спустились по горной дороге, и я прибыл как раз вовремя, чтобы увидеть вашу неудачу. Я послал за Шоном Ру, нашим кузнецом, лучшего в Ирландии не сыскать. Он должен быть с минуты на минуту, так что не тревожьтесь.
Священник чуть было не сказал: «Благослови вас Бог!», когда у короля вздыбились на голове волосы. Так что отец Кессиди в последний миг сдержался, переиначив свое благословение так, чтобы не повредить владыке Доброго Народа.
— Что ж, — сказал он, — никогда бы вам не знать лиха, пока сами не захотите разбудить его.
— Так или иначе, нынешней ночью никакого лиха не будет, — заверил король, — ведь пока Шон будет починять лошадку, мы усядемся вон там на камнях, раскурим трубки и предадимся приятной беседе да мудрым речам.
Пока король говорил, два одетых в зеленое маленьких человечка стали разводить огонь для ковки. Работа у них шла споро, а тем временем священник и фэйри взобрались на камень и уселись наверху. Тысячи золотистых искр плясали на ветру, мерцающее пламя боролось с тьмой.
Почти тут же раздался чистый и звонкий, радостный звук от наковальни, а среди мечущихся теней дюжина деловитых человечков работали над конем. Одни, одев кожаные фартуки, держали копыто, пока Шон присаживал на него раскаленную докрасна подкову; другие качали меха или подкладывали в огонь свежий хворост; все шутили, смеялись, припевали, дурачились; никто не сказал бы точно, работают они или забавляются.
Раскурив трубки и одарив друг друга кучей комплементов, владыка Слив-на-Мон и священник затеяли серьезную дискуссию касательно удовольствия от охоты на лис, которая перетекла в размышления об удивительных премудростях конных скачек и о том, как